Такова твоя судьба. Так не отступай от верного пути. Оставайся на накатанной колее.
=====
И всё, что происходит, повторится не раз. Жирные родители родят жирных отпрысков. У нуждающихся матерей дети тоже будут нуждаться. Злой папаша будет бить своё чадо в те же места, куда бил его пьяный отец. Новые цветы распустятся под небом, чтобы завянуть и сгинуть, не успев показаться тому, кто их ищет. А тени исчезнут одна за другой, растворившись в декабрьской ночи.
Мне снова становится дурно. Масса людей в автобусе, кажется, поглотила весь кислород. Ещё немного - и меня стошнит.
Так что на следующей остановке, не заплатив, я выскакиваю через заднюю дверь, расталкивая людей, стремящихся попасть на новый виток бесконечного бега колёс.
Тринадцатый час
Наступает полдень, хотя до верхней кульминации солнца остаётся ещё полчаса.
Я ловлю себя на мысли, что большую часть своих бдений люди посвящают времени, когда свет идёт на убыль. Словно рептилиям, им требуется прогретый воздух. До полудня кровь в их сосудах вязка и холодна. До полудня не происходит ничего значительного. До полудня часы спешат, стремясь поглотить безвкусные минуты.
К этим мыслям, словно большой чёрный паук на мягких лапках, подкрадывается ещё одна, кажущаяся знакомой. Но я не даю ей захватить моё сознание. Я не дома, и потому могу это сделать.
Автобус выплюнул меня у знакомой площади. Я был здесь ранее уже два раза, хоть это и небольшое число для одной из центральных площадей. Я покупаю в ларьке у остановки сок с мякотью и сажусь на скамейку у неработающего фонтана.
Невидимый репродуктор глухо сотрясает воздух каким-то замшелым поп-хитом, но меня это почти не раздражает. Фруктовая прохлада быстро успокаивает тошноту. Утолив жажду, я ставлю пакет сока рядом с собой и достаю сигарету, но не тороплюсь её зажечь. Я просто сижу, верчу сигарету между пальцев и глубоко вдыхаю осенний воздух, который даже здесь, в центре города, насыщен дождевой свежестью.
Это было в марте прошлого года, в воскресенье, примерно в это же время. Я приехал сюда, чтобы купить чехол для электронной книги, и, успешно осуществив задумку, вдруг отдался власти весеннего настроения и присел на скамейку примерно с той же целью, что и сейчас - отдохнуть и поразмышлять. В тот момент меня совсем не тянуло домой. Дом представлялся мне тёмной норой, едва ли не тюрьмой, где нет ничего, что могло бы дать хоть какую-то утешительную иллюзию, что жизнь идёт как надо, а не проносится мимо. Даже такого анахорета, как я, весна манит наружу - к содействию, к сопричастности, к наблюдению улыбок на лицах незнакомых людей.
Спустя пять минут я заметил её - миниатюрную девушку в коротком чёрном пальто, сидевшую по другую сторону фонтана. Впрочем, чёрным было всё её облачение. Чёрная шапочка, которую словно не надели, а положили на голову. А под шапкой - густые чёрные волосы, совсем как у Миры. Чёрные колготки, обтягивающие соблазнительные коленки и икры. Вверху ножки исчезали под пальто, а внизу оканчивались аккуратными чёрными ботинками с блестящими пряжками. Обувью, которую я считаю идеальной для девушки.
Мы были вместе примерно полчаса, на островке тишины посреди бурлящего города. Она не смотрела на часы и, похоже, никого не ждала. И это радовало. Я смотрел на неё, а когда она замечала - моментально отводил взгляд. И, смотря в сторону, - краем глаза видел, видел, что она делает то же самое. Но выражение её лица не выдавало никакого участия, было спокойным и каким-то грустным.
Я же всё больше чувствовал, что влюбляюсь. И спустя какое-то время во мне созрело решение: встать и подойти.
Но едва эта твёрдая установка была одобрена мозгом, сердце расстучалось с дикой скоростью. По телу выступил пот, дышать стало трудно. Организм словно протестовал. Чтобы хотя бы подняться, нужно было успокоиться. Незаметно для девушки я стал делать глубокие вдохи и выдохи. Это помогало, отвлекало от принятого решения. Но стоило убедить себя, что приступ миновал, и вновь осознать, что я собираюсь сделать, как сердце опять начинало отбивать пулёмётный ритм, словно ударные в «Overkill», вновь и вновь возрождающие утихшую, казалось бы, электрическую бурю.
Как долго продолжалась эта борьба с самим собой, сказать трудно. В такие моменты время теряет свою осязаемость. Но наступил момент, когда я всё-таки понял, что лучший способ унять волнение - совершить то, что хотел. Опыт прошлого прошептал: сделай. Просто сделай. И будь что будет. Ведь стоит сказать первое слово - и тревога уляжется, отступит, общение заставит её сгинуть прочь.