Она не совершает ничего интересного. Перепрыгивает через лужи, размахивает сумочкой. И, тем не менее, я много узнаю о скрытой стороне Луны. Молодые парни оборачиваются ей вслед - и я понимаю, что она красива. Она достаёт телефон, и по голосу, по речи я узнаю, что она ещё совсем молода, возможно, даже школьница. Она вульгарна и бестолкова, но до того естественна в своих движениях и фразах, что я, неочевидный спутник, прощаю ей и то, и другое.
Но сегодня этому преследованию суждено оборваться совсем внезапно.
Она не приходит домой, сообщая мне свой адрес. Не садится в машину, изменив моей мечте. Не ныряет в супермаркет, вынуждая меня вдыхать никотин. Нет.
Она застывает на месте.
Я тоже.
Кажется, я разоблачён.
Мне следовало бы развернуться и уйти. Или же притвориться, что это лишь совпадение. Пройти мимо, будто я тут не при чём.
Но тут я замечаю, что застыли не мы одни. Множество людей прекратило движение, и это множество растёт - растёт вместе с моим изумлением. Лишь автомобили да самые занятые обыватели продолжают нести свою рутину по улице, наполнившейся какой-то неясной тревогой. Множество взглядов обращено в одну сторону - куда-то чуть вправо и вверх. И моя преследуемая смотрит туда же.
Я поднимаю глаза и вижу шлейф дыма.
Через двадцать минут я уже на месте, среди рыхлой толпы зевак, стоящих через дорогу от очага пожара. Шоссе перекрыто - где-то и кем-то. Четыре серьёзных красных машины скорбно собрались на обочине, держа на своих спинах длинные цилиндры, похожие на ракетные комплексы. Однако, несмотря на столь внушительную артиллерию, здание поливают лишь две водяных струи.
Горит второй их трёх деревянных двухэтажных домов, стоящих между суровым государственным зданием и торговым центром. Огонь прячется на чердаке, светясь в зазорах между досками крыши и поминутно показывая оттуда свои языки. Он кажется слабым, незначительным, и тем фантастичнее выглядит поднимающееся над ним злобное и непроницаемое облако чёрного дыма.
Я стою и наблюдаю, слушая бормочущие вокруг голоса. Говорят, в основном, пожилые люди. Пожар - одно из немногих мест, где молодые молчат, слушая старших.
- ...Да что они делают!..
- ...Отчего загорелось-то?...
- ...Ещё хорошо, что днём. Ночью бы без жертв не обошлось...
- ...Воды, по ходу, нет...
- ...Спасибо им ещё скажи. На чужих костях свои компании строят...
- ...Да пёс его знает. Проводка, говорят. Дом же старый...
- ...Да какая там проводка! Коню понятно, что поджог...
- ...Ага. Ты смотри, специально ведь средний запалили, чтоб два остальных тоже выгорели...
- ...Скоты...
- ...Тут давно магазин хотели построить, а жильцов выселять некуда...
Я слушаю эти реплики и думаю о том, что собравшиеся здесь люди отнюдь не испытывают сострадания к тем, кто лишился жилища. Что им наплевать на какую-то компанию, чей филиал, как гриб после дождя, вырастет на месте сгоревшего дома. Некоторые, что живут поблизости, будут даже этому рады. Они пришли сюда не помогать. Они пришли лишь по той же причине, что и я - ради зрелища большого костра, и теперь чешут языки, чтобы похвастаться осведомлённостью, заслужить авторитет. И, боясь, что остальные раскроют их тайну, они стремятся выразить сожаление, тревогу, ярость, нетерпение - всё, что угодно, лишь бы скрыть собственную бесчувственность...
Я оглядываюсь вокруг, ища подтверждение своим мыслям. Я вглядываюсь в серьёзные лица - до того серьёзные, что моего настойчивого взгляда никто даже не замечает.
И тогда меня разбирают сомнения.
И тогда я задаю себе вопрос: а может быть, я не совсем прав? Или...
Что бы случилось, если бы в окне второго этажа показалась голова плачущего ребёнка? Разве не нашлось бы тогда совершенно чужого человека, который бросился бы его спасать? И кто бы здесь удержал слёзы при виде этой сцены? Быть может, мои суждения о людях поверхностны и глупы? Быть может, единственный бесчувственный человек здесь - я сам?
Мне становится не по себе. Я хочу отогнать от себя эти вопросы и просто смотреть на пламя. Глупо, потому что пламя словно и создано для того, чтобы подбивать человека на размышления.
А что, если бы это был мой собственный дом? Кто бы захотел вытащить меня из него? И что бы я сам захотел из него вытащить, не боясь удушья и ожогов? Что? Компьютер? Телескоп? Книги? Но всё это лишь приятные приобретения, растиражированные, не мною созданные, не несущие в себе той частицы, без которой моё сердце навсегда осталось бы неполным. По сути, всё это - чужие вещи. У меня бы упало настроение, но я бы не рыдал навзрыд от их потери, не свалился б на землю, сломленный горем, не испытал бы потрясения... Неужели в моём доме нет ни одного предмета, ради которого я рискнул бы жизнью?