- Что тут происходит? - выйдя из-за спины директора, поинтересовалась Марь Ванна, взглядом сверля Певуна, который продолжал стоять ко всем спиной и дёргал молнию, делая руками манипуляции неоднозначного толка.
Услышав голос своей возлюбленной, Клеопатр силой мысли пытался перевести стрелки циферблата на полшестого, но, увы, любовь - это всегда без пяти двенадцать. Сделав три коротких вдоха и выдоха, Певун развернулся и, глядя на Марь Ванну, как испанский тореадор, кинулся к ногам своей любви, не обращая внимания на класс. Дальше все было прекрасно и грустно. Сделав страстное признание в любви, Клеопатр навсегда лишился своей возлюбленной. Во-первых, во-вторых, и, в-третьих, его выгнали с работы. Но сможет ли это остановить тайфун любви? Конечно же, да! Если раньше он просто смешил Марь Ванну, то теперь она была в ужасе. Расцеловать её ноги - это было слишком. Да ещё при всем классе сорвать платье, сопровождая сей порыв страсти такими неприличными словами, что сам бы Эдуард Лимонов осуждающе зашатал бы головой. Если раньше Марь Ванна избегала Клеопатра Акакиевича, то теперь она его боялась, и не зря. Не прошло и три дня после его увольнения, как он снова появился. Как всегда, восьмой или тринадцатый раз, проснувшись по малой нужде, Марь Ванна, вернувшись с уборной, в ужасе обнаружила в своей постели сгусток волосатой плоти мужского рода, намеренной проникнуть туда, куда ни-ни. Раскрыв одеяло, Марь Ванна заголосила на всё общежитие, перекрикивая страстные признания в любви, которые с пеной у рта изливал Клеопатр. На сей раз «Ромео» перестарался. Приехала полиция, завели дело, и Клеопатр пошёл на сделку. Марь Ванна предложила забрать заявления в обмен на то, что Клеопатр выедет из города и никогда не вернётся. Выйдя на свободу, Певун выдумывал причины, по которым не может вот так сняться и уехать. То требуется уплатить долг за коммуналку, то не на кого оставить кота, надо подождать, и тому подобные сказки. Единственной правдой было то, что у Певуна нет денег. Однако, что касается оставить Марь Ванну в покое, Клеопатр был человеком слова. Держал, как и обещал, пока не встретился с возлюбленной в школьном коридоре. Вот тут он не мог удержаться, когда на его глазах красивое существо без единого дефекта заигрывало с его возлюбленной. Но это был миг слабости, после которого Клеопатр, извинившись, испарился. В городе об учителе музыке никто не слышал уже больше месяца.
Соблазнить Марь Ванну
Коца и Кекс, желая вернуть былую славу, особенно тщательно готовились к сюрпризу на выпускной. Услышав, что выпускной будет задним числом, они не на шутку забеспокоились. Пытаясь остановить гул недовольства, Марь Ванна, в который раз ударив указкой по столу, приказала сделать тишину. Но «почемушки» и «что за дичь» не затихали.
- Ещё раз! – перекрикивая возгласы «Что за бред», произнесла Марь Ванна. – От нас ничего не зависит, все вопросы в министерство.
- Как может быть выпускной без аттестатов? – спросило безликое лицо класса.
- А вот так, задним числом. – ответила Марь Ванна. – Сначала выпускной, а потом вручение аттестатов. Я не виновата, что министерство их не выдаст в намеченный срок.
- Да причём тут, - вдогонку крикнул все тот же безликий голос.
Но было уже поздно. Изобразив обиду, Марь Ванна была весьма довольна собой. Во-первых, она внушила классу чувство вины, прекрасно сыграв обиженную учительницу, во-вторых, хоть чем-то огорчила жизнь этих вечно цинично счастливых балбесов, и наконец, самое приятное, в-третьих. Инспектор был полностью её отрыжкой. Такой же принципиальный и честный профессионал своего дела. Не успел он появиться в школе, как сразу запросил документацию за последние пять лет. И о-ля-ля. Сверив годовые и оценки, которые получали ученики на протяжении четверти, Тарас Ананич присвистнул как раз в тот момент, когда в кабинет зашёл Эраст Эдуардович. Желая подлизаться, директор, весело улыбаясь, приподнял пакет, в котором было всё для обмыть такое дело. Услышав, какое дело обнаружил Тарас Ананич, директор понуро опустил пакет и, лелея надежду, что все замнётся, слабо улыбнулся и, виновато разведя руками, сказал:
- Это ж наши дети. Пусть всем будет хорошо.
В ответ инспектор не улыбнулся. Во-первых, хорошо было не всем, а только избранным, а во-вторых, куда, позвольте узнать, делись деньги.