А еще у Гриши родственница работала в городской библиотеке и приносил он Наденьке на пару ночей редкие книжки и журналы. А еще передавал пирожки от мамы, вместе с приветами. И в город с Наденькой ездил. В кино не водил, за руки не хватал. В театр сводил. В настоящий, городской.
А еще… а еще Гриша заставил ее встать на лыжи. Старые, Татьянины. Приматывающиеся к валенкам. И, если выдавался хороший солнечный выходной день, с утра пораньше шли в лес кататься. Наденька узнала, что напугавшая ее черная птица-глухарь. Видела волчьи и заячьи следы, а однажды увидела волка. Видимо сытого, так как на замерших от страха лыжников, зверь не обратил никакого внимания. А уж сколько синиц им попадалось – не сосчитать!
К концу зимы Наденька уже вспомнить не могла, почему ей нравился Пашка. И даже радовалась, что он теперь ходит с крепкой, симпатичной девушкой Любой. Как специально мимо ее окон ходит. Видимо, Люба очень гордилась, что смогла у городской парня отбить.
В середине февраля кто-то тихо постучал в дверь. Наденька решила, что ученики, уж больно робким был стук, не спрашивая открыла и обомлела. На пороге мялся Паша.
– Поговори, со мной, а? – жалобно попросил парень, даже не поздоровавшись.
– Невеста у тебя есть. Вот с ней и разговаривай! – строго ответила учительница и попыталась закрыть дверь.
Пашка успел подставить ногу.
– Надюш…
– Паша, – Надя принюхалась, но запаха алкоголя не почувствовала. – Иди к невесте!
– Да о чем с ней разговаривать, если ни одной книжки не прочитала со школы. Говорит, как училась – начиталась. Что мол там читать! Не делают ничего, только гуляют по паркам и садам. И меня все пилит с маманей, что сидишь буквы складываешь, дело нужно делать!
– Паша, это не мои проблемы! – Наденька изловчилась, оттолкнула Андреева и захлопнула дверь. Закрыла на щеколду. Перепугалась, что ломиться будет, но все обошлось.
Весна начинается.
В начале марта, когда закапала с крыши первая капель, Наденька умудрилась простыть. Тетка Аглая чихвостила Гришку:
– Лыжник безголовый! Так и знала, что добром не кончится! Жарко ему! Не зря говорят – пришел марток, надевай трое порток. С утра весна, а после обеда зима попрощаться заходит. Озеро им подавай! Да туда километров пять топать в одну сторону!
– Это я согласилась зря, – оправдывала Гришу Надя. – Не согласилась бы, не пошли. А пять километров это по тропинке, напрямик быстрее. Да и не дошли мы до него…кабаньих следов больно много было и деревья поваленные.
Аглая поила травками. Гриша притащил банку малинового варенья.
Новых тем на уроках Надежда Александровна не объясняла. Дети только писали. А один день вообще занятия отменила. Из носа текло так, что невозможно было носовой платок от лица отнять.
В этот день и навестила ее хорошенькая молодая женщина.
– Простите, но я вас не помню. Вы чья мама? Кого-то из третьего класса?
Наденьку знобило, она куталась в шерстяную шаль и была совсем не рада незваной гостье.
– Я не мама! – огрызнулась женщина. – Ты вот что, учительница, на чужих мужей-то роток бы не разевала.
– Простите…чьих мужей?
– Чужих. Агроном-то женат! И ребеночек имеется! – глумливо хохотнула вошедшая и выскочила за дверь.
«Женат!» «Жена!» «Ребенок имеется!» Наденька как стояла, так и села, хорошо, что на единственный стул, не на пол. Лицо вспыхнуло огнем. Острая боль пронзила виски. К горлу подступила тошнота. «Женат!» «Жена!» «Ребенок имеется!» – крутилось в голове.
Сидела, пока не почувствовала, что замерзает. Потом резко встала и начала собирать вещи. Хватит! Да что она им, клоун в цирке – насмехаться! У одного невеста, у второго жена! Раз она сирота и городская, так издеваться можно?!
В дверь раздался осторожный стук. Гриша! И опять виски сдавила боль: «Женат!» «Жена!» «Ребенок имеется!»
– Надя!
Может через школу убежать?! Точно! Там же второй выход!
– Надя!
Забыв про чемодан, Наденька бросилась в темные сени, а затем в темную учительскую. То ли запнулась обо что-то, то ли в собственных ногах запуталась, но почувствовала, что падает, успела выставить вперед руки. А потом разом отступили и боль, и тошнота.
Подгоняемый непонятно откуда взявшейся тревогой Гриша, недолго думая, сгонял к тетке за топором.
– Совсем сбрендил! Может, девка в нужник отошла! – пыталась Аглая Игнатовна не дать взломать племяннику дверь в комнату учительницы.
Уложив Наденьку, все еще пребывающую без сознания на кровать, Гришка помчался к Шурке-медичке, моля Бога, что б та оказалась дома, а не на вызове.