Через Центральную усадьбу, Белоглинское, а также прилегающие деревни Леоновку и Смирновку проходила дорога в райцентр и следующий по прямой областной центр. В Белоглинском помимо правления совхоза, находилась школа-восьмилетка, детский сад, продуктовый магазин с большим отделом разных хозяйственных товаров, заготовительная контора, клуб в бывшей церкви и даже небольшая больница с собственным родильным домом. Было еще в Белоглинском небольшое кафе-столовая, для проезжающих мимо шоферов и разных проверяющих, что мотались по совхозам. Поваром в этом кафе работала небезызвестная Ворониха, свою старшую невестку, за поднесенного заведующей кабанчика, устроила поваром в столовую при школе и детском саду. Младшая в детском садике трудилась нянечкой.
В Талицком имелся только небольшой магазинчик, школа-трехлетка, а под клуб переделали бывшее здание правления. Единственное место в селе с телефоном. Кино показывали раз в две недели, а то и реже.
«Выселки!» — вздохнул директор школы, когда перед ним появилась девчушка из Ленинграда.
Четвертым человеком, с которым познакомилась Наденька в Талицком, стал Артем Кузнецов, тетке Аглае он приходился каким-то юродным племянником, как позже пояснила Татьяна.
— Здорово! Комсорг я тутошний.
Невысокий, жилистый парень по-хозяйски вошел в дом и быстро осмотрелся.
— На учет где встала?
Наденька вытаращила глаза, лихорадочно вспоминая, о каком учете идет речь, через пару минут дошло, что о комсомольском.
— Не успела,— призналась девушка, пытаясь сообразить, какое наказание может последовать.
— Это хорошо! — неожиданно обрадовался Артем. --Завтра подъеду с бумагами, а то все норовят в райцентре поставиться, что б здесь с общественной работой не приставали! Обещали еще в прошлом году разобраться с этой катавасией, да все никак. Делать что умеешь?
— Детей учить.
— Да я не об этом. Петь, плясать? У нас свой театр! Каждый месяц постановку делаем! А может, фотографировать можешь? А заметки в газету писать?
Наденька мотала головой.
— Это плохо! С меня требуют вовлечение девушек в общественную работу. А как их вовлекать, если они в восемнадцать лет замуж выскочат, а к двадцати уже ребенка имеют, а то и не одного, да огород, да скотину!
Наденька продолжала растерянно хлопать глазами и молчать. В институте их посылали заниматься с отстающими учениками в школах или среди взрослых, кто хочет в техникум или в институт на вечернее отделение поступить занятия проводить, это хоть по ее профилю было, а тут петь, плясать…Подпеть-то она еще могла, а вот сплясать…обе ноги девушки оказались левые.
— Может что-то с детишками организовать…— наконец робко предложила девушка.
— Ага, организуешь их! Учились бы и то ладно…Их родители организуют: то на огороде помочь, то с малыми посидеть, если мать не может, то за скотиной присмотреть…
— За какой скотиной? Они же дети!
— За рогатой! Это в городе — дети! А здесь, как у Некрасова, мужички с ноготок! Вот что! — аж подскочил на месте от удачной мысли комсорг. — Ты к Ритке Тарасовой зайди в библиотеку. Она нам всю просветительскую работу посрывала в прошлом году. Писателей-то вон сколько! Да книжек новых каждый год все больше выходит, а она только про Пушкина вечер провела! То ребенок у нее болеет, то корова телится, то свинья поросится!
— Зайду обязательно! — с радостью пообещала Наденька. Библиотека — это замечательно! В библиотеке не пляшут!
— Тогда до завтра!
Когда велосипед комсорга скрылся в пыли, и распуганные куры снова принялись бродить по дороге, Наденька, тяжело вздохнув, вернулась в комнату. Наконец-то отрезала кусок хлеба, посыпала солью, осторожно полила маслом. Вкусно! Выпила стакан остывшей кипяченой воды. Тетя Маша строго-настрого наказывала не пить сырую воду и сырого молока, пусть трижды парное будет! И хоть Татьяна говорила, что дверь можно не запирать, здесь у всех двери открыты, Наденька дверь закрыла на большой висячий замок и отправилась в библиотеку, прихватив список учеников. Нужно не только с Ритой познакомиться, но и проверить всем ли учебников хватит.
— Он у матери один, Артемка-то! Последышек! — библиотекарша Рита усадила Наденьку пить чай с баранками, как та не отказывалась. — Старший на фронте погиб, как и отец, вот маманя и носится с Артемкой, как с торбой писаной. Восьмой десяток тетке Марфе пошел, а и за скотиной ухаживает и на огороде все сама и за внучкАми если нужно присмотрит. Валька Артемкина у родителей тоже одна, тоже кровиночку не обижают. Времени у них с Артемкой воз с тележкой. И попеть хватит, и поплясать! А у меня сестра старшая в городе замуж вышла, двоих родила, так маманя от нее не вылезает то старшему сопли подтирает, то младшему, а на лето их сюда волочет, мало мне своего еще за племянниками смотри. Свекры все с Воронихой соревнуются, замучили со своим огородом, да с сеном. Старшая невестка вот-вот родит третьего, к ней в этом году не подступаются, Степка ее пожестче, чем мой валенок, характером будет. Говорит, мол так и так, родители мои дорогие, хоть и третьего ждем, а лишних детишек у меня не имеется, коль что случится с Зинаидой иль с дитем, подпалю сено ваше! Вот прям так и сказал, и не посмотрел, что родители! А мой все «ну это же мама!» Вот и тяну всех, а я тоже не двужильная! Не хотела я в комсомол вступать, ой не хотела! А заставили! Перед районом им отчитаться нужно! Но Артемка еще не сильно беспокойный, в Белоглинском Райку Кабанову выбрали, вот та шебутная. Все ей надо! Сама перестарок, всех замужних ненавидит! И никому от ее театра покоя нету! Театр! Я как-то в городе в театре была: чистота, все нарядные, никто не курит! А у нас прутся в навозных сапожищах, да еще и надымят не продохнешь! Хотели Гришку Ведьмина комсоргом, да из района указание пришло девку надо! Вот и мучаемся! Гришка он спокойный, вон батя его на стене висит!