Ван дер Вальк снова потер лоб и сделал гримасу своим ушибленным ребрам. Он завел мотор «фольксвагена» и выехал с внешнего двора. В том месте, где был проход между машинами, он сделал поворот на сто восемьдесят градусов через автостраду. Ставить здесь машину было запрещено, и он, конечно, был достаточно заметен. Он выключил мотор и остался на месте, как раз напротив гаража, нос машины смотрел в направлении Брюсселя. Он зажег сигарету и запасся терпением. Время тянулось медленно.
Поток быстр несущихся машин действовал усыпляюще; ему хотелось пива. Люсьена больше не появлялась на внешнем дворе, но широкоплечий желтовато-коричневый костюм неподвижно постоял некоторое время у насосов, поблизости от двери в кофейню. Немного погодя он пожал плечами и ушел обратно. Улица, — говорили плечи, — открыта всем, даже идиотам из Голландии. Подошел полицейский и остановился посмотреть на голландский номер машины, затем на него, с ленивым любопытством. Фигура в желтой накидке обогнула машину и приблизилась к окошечку водителя.
— Месье из Голландии? Он понимает, — это же очевидно, — что здесь нельзя стоять. — Фламандский язык его был неуклюж, но вполне понятен. Ван дер Вальк вынул полицейское удостоверение и протянул ему. Толстое, буколическое лицо исследовало его, зажав между не очень чистыми пальцами. Он старательно сравнил снимок с прелестными чертами лица владельца. — Какое-нибудь дело? В управлении знают? — Кивок. — Вам нужна какая-нибудь помощь, сотрудничество? — Отрицательное покачивание головы.
— Я не собираюсь очень долго здесь задерживаться, — спокойно сказал ван дер Вальк по-французски. Лицо разгладилось и улыбнулось.
— А вы говорите по-французски хорошо. Уверены, что я не могу помочь? Что такое, гараж? — ткнув пальцем. — Большой Бен? Что же он сделал, принимал украденные машины? Он слишком богат.
— Мне надо только подождать, больше ничего. Немного нажать на нервы, пока они там гадают, что я делаю.
Полицейский улыбнулся, рассеянно отсалютовал своей перчаткой и прошел дальше.
Ван дер Вальк был здесь уже час и семнадцать минут. Он не совсем точно знал, чего именно он ждет, но когда это произошло, он не удивился. Когда дверца открылась, он поднял глаза и усмехнулся. Желтовато-коричневый костюм заполнил все свободное пространство; маленькая машина закачалась на рессорах. Дюжий бельгиец не знал, что сказать; он нервно курил, постукивая рукой по щитку.
— Что скажете насчет пивка? — выговорил он наконец.
— Последний час больше ни о чем и не думал.
— Ладно… Вы знаете дорогу. Или, если вы предпочитаете не…
Ван дер Вальк не был настолько чувствителен; он повернул машину.
— Посмотрите второй этаж. Вроде частной конторы. — Они прошли через комнату, мимо большого письменного стола и массы всяких современных приспособлений. Здесь все было по-деловому, но дружелюбно и в беспорядке. — Просто завалили этими каталогами, — сказал крупный мужчина. — Сюда.
Дверь вела в маленькую теплую комнату, украшенную геранью и помидорно-красным твидом. Там было светло и уютно; стояли два кресла и кушетка, в углу маленький бар, телевизор и радиола; больше ни для чего не хватало места. Простая, непретенциозная и приятная комната.
— Специальный бокс для опробования новых моделей, — он открыл две бутылки пива, вынутых из маленького холодильника. — За ваше здоровье.
— За успех новых моделей.
— Голова ничего?
— Немножко болит.
— Зря я вас двинул.
— Мне это тоже не доставило большого удовольствия.
— Вы выдержали знатный удар. — Величайший комплимент; он уже не был больше грязным фламандцем. — Наверное, мне надо вам объяснить.
— Честно говоря, я бы предпочел, чтобы вы этого не делали. — Но раз задавшись целью, крупный мужчина не отступал.
— Понимаете, Люсьена, она никогда не позволяет к себе притронуться, я имею в виду, мужчине. Я заманил ее как-то сюда, год назад. Она заехала мне в физиономию битым стаканом, — с нежностью сказал он.
— Почти не видно.
— Да, но это стоит иметь в виду. Может быть, — я не говорю, что это так и есть, — но может быть, какой-нибудь старикан приставал к ней, и она двинула его, как меня. Может, она его двинула слишком сильно. Я не знаю, почему вы здесь, но она дала понять, что кто-то умер.
— Умер один человек. Его говорить не заставишь. Пока она молчит, я не знаю, что произошло. Не вполне уверен, что все так уж просто.
— Она немногословна, если ей не хочется говорить.
— Что она сказала вам?
— Ничего особенного. Немножко поплакала. Затем запустила в меня гаечным ключом. Сказала, что я вел себя, как дурак. Может, так оно и есть, а если так, то я хотел бы это знать, поэтому я и решил, что лучше мне выяснить, нельзя ли поговорить с вами наедине, когда увидел, что вы не ушли.