Мистер Флексен не мог определить, сказал ли Хатчингс правду или нет. Он считал, что тот солгал, однако не придал этому большого значения. Люди, которые знали, что их подозревают в преступлении, часто скармливали ему довольно глупую и ненужную ложь и конце концов оказывались непричастными к преступлению.
— Я должен был понять, что ваши мысли были слишком зациклены на других вещах, чтобы заметить подобную мелочь, — сказал он несколько скептическим тоном.
И тут Хатчингс разразился тирадой. Мистер Флексен думал, что тот уже дошел до крайней степени нервного напряжения — так оно и было. Хатчингс закричал: он, мол, знает — все считают, что он это сделал, но он этого не делал. Он об этом никогда и не думал. Будь он проклят, если ему не хотелось бы, чтобы он это сделал — двум смертям не бывать, а одной не миновать, так или иначе. Тут Хатчингс вдруг принялся бранить лорда Лаудуотера на все корки. Тот-де был проклятием для всех, кто с ним общался, пока он был жив, и теперь, когда он мертв, он все еще навлекает на людей беду. Да, он, Хатчингс, хотел бы, чтобы ему пришло в голову зарезать лорда тем ножом. Он сделал бы это в два счета — и правильно бы сделал. Этот мир только выиграл, избавившись от такой свиньи, как Лаудуотер!
Лицо Хатчингса исказилось, глаза его налились кровью и сверкали, когда он говорил, а, выплеснув свой гнев в этой тираде, он умолк, дрожа и задыхаясь.
Однако мистер Флексен остался непреклонен и не убежден. Это был всего лишь взрыв эмоций сильно напуганного человека, которому недостает самоконтроля, и тирада Хатчингса ни о чем ему не сказала. По-прежнему оставалась одинаковая вероятность того, что Хатчингс совершил преступление и что он не совершал его.
— Тут не из-за чего впадать в такое неистовство, — спокойно сказал мистер Флексен задыхающемуся человеку. — Толку от этого никакого.
— Вам легко так говорить, сэр, — сказал Хатчингс дрожащим голосом. — Но я знаю, что говорят люди. Этого достаточно, чтобы любой потерял самообладание.
— Я полагаю, что вы свое теряете довольно легко, — сухо ответил мистер Флексен.
— Я знаю. У меня вспыльчивый характер, сэр. Так всегда было, я ничего не могу с собой поделать, — извиняющимся тоном пояснил Хатчингс.
— Тогда вам лучше бы научиться усмирять свой нрав, приятель, — заметил мистер Флексен.
Он достал свою трубку и медленно наполнил ее. С лица Хатчингса немного сошел яростный багрянец. Мистер Флексен закурил трубку и поднялся. Затем, подойдя к двери, он сказал:
— Я бы посоветовал вам научиться как следует контролировать вашу нелепую раздражительность. Она производит плохое впечатление. Доброго вам дня.
Мистер Флексен поехал обратно в замок, внимательно размышляя о Хатчингсе. Без сомнения, тот действительно был сильно напуган, но у него была на это причина. Мистер Флексен не мог определить, был ли у Хатчингса вид виновного или невиновного человека. Он также не мог определить, был ли дворецкий настолько глубоко поглощен своими собственными делами, чтобы не услышать храп лорда Лаудуотера, проходя через библиотеку. Вполне возможно, что лорд Лаудуотер был жив, спал и в то время еще не храпел. Храп часто бывает прерывистым.
Мистер Флексен размышлял над яростной тирадой Хатчингса. Конечно, такой взрыв эмоций показал его как человека исключительно неуравновешенного; такие всплески, в самом деле, могут иногда принимать форму неконтролируемой бешеной ярости. Но мистеру Флексену казалось, что, чтобы спровоцировать эту ярость, была необходима состоявшаяся встреча с лордом Лаудуотером. Но ведь лорд Лаудуотер сидел в своем кресле, когда умер, и, если он не убил себя сам, значит, он был убит во сне. В любом случае, вероятно, существует достаточно доказательств, узнав о которых, присяжные признают виновным Хатчингса. Если бы мистер Флексен был одним из тех часто встречающихся служителей юстиции, единственное желание которых — добиться осуждения, то он, несомненно, сразу бы его арестовал. Но осуждение не было его единственным желанием; таковым было его весьма острое желание отыскать верное решение дела. Он не знал, откуда могут взяться еще какие-то доказательства против Хатчингса. Мистер Мэнли сказал ему, что нож находился в общем использовании и что он видел, как Хатчингс разрезал им бечевку за день до убийства, и это значительно уменьшало значимость этого ножа как улики, даже если на нем обнаружится масса отпечатков пальцев Хатчингса. Мистер Флексен решил на время выбросить Хатчингса из головы и посвятить все свои силы тому, чтобы отыскать таинственную женщину, с которой лорд Лаудуотер имел бурную ссору между одиннадцатью и четвертью двенадцатого.