— Ты хорошо знаешь обстановку, в которой живет Тити, знаешь, что он за человек?
— Нет! Я думаю, он не преступник. Ты меня пугаешь...
— Тити уже был женат.
Джорджета поразилась. Замысел Стэникэ, направленный якобы к ее пользе, на поверку оказался лишь махинацией с целью пристроить юного балбеса, который сидит на шее у родителей.
— Слышали вы что-нибудь подобное? Расскажи мне все, Феликс!
Феликс, ничего не преувеличивая, но с иронией и нарочитой бесстрастностью изложил все, что ему было известно о Тити: о браке с Аной, о его упрямстве, психозах (среди которых не забыл и качания), о беспрекословном подчинении приказам Аглае. Высказал и свое мнение, что Симион — сумасшедший и что над Тити тяготеет фактор наследственности. Все матримониальные фантазии Джорджеты, которые питались только тщеславием девушки, ведущей беспорядочный образ жизни, разлетелись в один миг. Она хохотала до слез.
— У каждого свои причуды, Феликс, — сказала она.— Я, Джорджета, девушка без предрассудков, которой ничего не стоит вскружить голову трем генералам одновременно, я — замужем за рисовальщиком? Но это абсурд! Ты мой друг, Феликс. А Стэникэ я выгоню вон.
Тем не менее Джорджета не выгнала Стэникэ — настолько невинная у него была физиономия, когда он в тот же день явился к ней. Он сразу учуял, куда ветер дует.
— Послушай, Стэникэ, ты все еще настаиваешь, чтобы я вышла за твоего медведя?
— Я? Вы пренебрегаете моими добрыми чувствами к вам! Я смотрю на тебя с Феликсом. Какая молодость, какая красота! Завидую вам... Любите, пользуйтесь жизнью, пошлите к чертям все условности. Знаешь, зачем я пришел? Я пришел по-братски спросить тебя, ты непременно хочешь выйти за Тити? Они ухватились за это, приняли всерьез. Там я пошутил, но тебя обязан предупредить. Этот Тити не такой, как кажется, он — мул. И теща моя тоже не святая. Для меня явилось бы честью, если бы ты стала моей родственницей, но прежде всего я хочу быть твоим другом. Не правда ли, домнул Феликс?
— Вот что, друг мой, — сказала Джорджета, — виляй как угодно, я больше не буду слушать тебя. Скажи своему претенденту, что я ему отказываю, а теще — что я...
Феликс укоризненно взглянул на нее, он полагал, что в своем цинизме она переходит некоторые границы. Стэникэ сказал:
— Вот так я по доброте душевной растрачиваю свои силы. Можно иметь самые честные намерения, но стоит хоть раз ошибиться, сделать ложный шаг — и наживешь себе врагов.
Стэникэ побродил по квартире, потрогал безделушки, поглядел в окно, наконец, не зная о чем поговорить, простился и ушел. Однако в дверях он внезапно обернулся.
— Дай мне двадцать лей, — сказал он Джорджете, — и пусть благословит тебя бог.
Джорджета вынула из шкатулки, золотую монету и бросила ему. Стэникэ на лету поймал деньги.
— У меня на душе стало легче, — заключил он, вздыхая. — Сегодня я сделал доброе дело!
В этот вечер Джорджета пожелала, чтобы Феликс остался у нее. Он остался. Однако, хотя его мужской эгоизм и был удовлетворен, он втайне страдал от того, что уступил своим мелким, ничтожным побуждениям. Лежа в постели, Джорджета заставляла Феликса рассказывать о себе. Она хотела знать его намерения, его планы на будущее. Эти вопросы, чем-то похожие на вопросы Отилии, напомнили Феликсу, что он изменяет дорогому ему образу. Он попытался забыться, рассказывая Джорджете о своих стремлениях. Сказал, что хочет стать выдающимся врачом, ученым, что университет для него — путь к будущей научной деятельности. Он мечтает что-то открыть, разгадать тайны науки, внести свой вклад в развитие медицины. Горячо говорил о том, что долг его поколения — заниматься созидательным трудом, о том, как удручает его тот факт, что ни в одной области мировой культуры не встретишь имен румынских ученых. Он сознавал себя способным на сверхчеловеческие усилия.
Джорджета держала руку на его плече, завороженная тем, что наконец-то мужчина удостаивает ее глубокомысленной беседой. Она обладала довольно живым умом и читала много французских книг, правда, не слишком высокого художественного качества. Ее быстрые ответы нравились генералу, который любил болтать с ней, но разговоры с Джорджетой всегда ограничивались фривольными темами.