— Ты порешь чушь, Стэникэ, — спокойно сказала Олимпия. — Само собой понятно, что наследовать должны дети.
— Ну конечно, — подтвердила пышная доамна Иоргу.
Сам Иоргу в свою очередь склонился к генералу, Феликсу и Джорджете и заверил, сопровождая свои слова благородным жестом:
— Девочке, своей малютке, я оставлю царское наследство!
Это услышал Стэникэ.
— Вы не поняли меня, — воскликнул он, — вы же не даете мне высказаться! Недостаточно оставить девушке наследство, необходимо выдать ее замуж, чтобы богатством воспользовался и другой.
— Выдадим, выдадим, — примирительно проговорил Иоргу.
— Однако весьма важный вопрос — за кого выдать!
— Я бы хотела за офицера или врача, — сказала доамна Иоргу.
— За врача? — подскочил Стэникэ. — Вот перед вами врач! — И он протянул руку к Феликсу. — Лучике сейчас восемь лет, через шесть лет она будет уже зрелой девушкой, а он — свежеиспеченным доктором. Прекрасный юноша!
Иоргу и его жена с робкой симпатией смотрели на Феликса, который находил эту сцену весьма тягостной и проклинал про себя болтливость Стэникэ. Олимпия же казалась недовольной, и Феликса поразило ее сходство с Аглае.
— У вашей дочери, — заговорила она с мягкой усмешкой, — должны быть более высокие стремления — член магистрата, высший офицер!
Стэникэ расхохотался, но не объяснил почему. Иоргу, чтобы примирить спорящих, заявил:
— Кем он будет — не все ли равно, был бы только порядочным юношей, трудился бы, как я, ведь я поднялся с самых низов! Однако что нам сейчас напрасно толковать, ведь девочка еще маленькая. Лучше выпьем за здоровье ее и за всех присутствующих.
Кельнеры, стоявшие наготове за спинами гостей, наполнили бокалы, и все выпили. Генерал сильно захмелел, но продолжал держаться с достоинством. Он во что бы то ни стало хотел, чтобы отношения между Феликсом и Джорджетой были более сердечными.
Послушайте меня, — приставал он к Феликсу, чувствовавшему себя очень стесненно, — Джорджета — это жемчужина, восхитительная девушка, с которой вы должны поддерживать знакомство, я прошу вас об этом. В ваши руки я передаю мою драгоценную питомицу.
В это время дядя Костаке, довольный тем, что избавился от нападок Стэникэ, усердно ел и пил, облизывая толстые губы и уставившись в тарелку. Доамна Иоргу, взглянув на него, сочла своей обязанностью любезно справиться:
— Домнул Джурджувяну, я слышала, у вас живет барышня, дай ей бог здоровья и хорошего мужа. Где же она, почему вы не привели ее с собой?
Дядя Костаке что-то пробормотал с набитым ртом, не в силах произнести что-нибудь более вразумительное. Вместо него взял слово Стэникэ:
— Отилия? Там, где она теперь, она в нас не нуждается. Она в Париже.
Последние слова Стэникэ произнес, торжествующе обводя взглядом всех присутствующих. Ничего не подозревая, доамна Иоргу спросила Олимпию:
— Учится?
Олимпия сделала гримасу, которую перехватил Стэникэ.
— Учится музыке, — сказал он и тут же подмигнул группе, сидевшей вокруг генерала.
— Ах, вот как! — воскликнула доамна Иоргу, не уловив смущения остальных. — Домнул Костаке, вы, должно быть, тратите много денег... чтобы содержать ее?
Дядя Костаке что-то буркнул в стакан вина, который поднес ко рту. Стэникэ, снова подмигнув, пояснил:
— У нее стипендия. На нее обратил внимание один профессор, который настоял на том, чтобы она усовершенствовалась, и лично — заметьте, лично! — повез ее в Париж.
— Это замечательно! — одобрила доамна Иоргу. Неосторожный офицер внезапно вмешался в разговор:
— Кажется, она отправилась с каким-то Паскалополом, крупным помещиком, так люди говорят. Я ведь знаю ее — прекрасная девушка!
Феликс почувствовал, что задыхается. Джорджета хотела спасти положение:
— Вы плохо осведомлены, домнул лейтенант. Отилия была моей подругой по консерватории. Она замечательная пианистка.
Олимпия, все время старавшаяся показать, что скучает, попыталась прекратить этот разговор:
— Я не понимаю, к чему терять время на ненужные препирательства. Отилия нам не родственница и не дочь дяди Костаке, она...
Закончить она не сумела. Дядя Костаке, внезапно покраснев, свирепо забормотал:
— Н-не говори глупостей о моей девочке! Стэникэ поддержал старика:
— Вот видишь, в какое смешное положение ты себя ставишь, дорогая! Как можешь ты говорить подобный вздор, не зная, как обстоит дело? Вот так бывает,— извинился за Олимпию Стэникэ перед другими, — когда девушка вырастает среди предвзятых мнений и вражды. Их семьи, понимаете ли, не очень ладят между собой, вот в чем дело.