— Как не быть, домнул Туля! По двенадцать крыльев у каждого коня.
Симион стал нерешительно прохаживаться по комнате, потом снова заупрямился:
— Не поеду! Ангелы сами должны явиться сюда, чтобы вознести меня и усадить по правую руку от Отца. Вы меня не проведете. Дьявол лукав и принимает разные обличья.
Раздосадованный Вейсман почесал в затылке. Он ощупал задний карман брюк, где у него лежала коробочка со шприцем «Рекорд» и ампулами морфия, отозвал в сторону Стэникэ и что-то прошептал ему на ухо, в то время как Симион тревожно наблюдал за ним. Вейсман и Стэникэ прошли в соседнюю комнату и вернулись оттуда через несколько минут. Вейсман держал в руке шприц с морфием, а Стэникэ — клочок ваты, намоченной в спирту, запах которого разнесся по всей комнате.
— Домнул Туля, маэстро, — почтительно проговорил студент. Я знаю одно средство, для того чтобы ангелы пришли побыстрее. Мы сделаем вам небольшой укол в руку, совершенно незначительный, вот этим, и вы немедленно погрузитесь в чудесное состояние.
Симион в ужасе отшатнулся. К счастью, у Стэникэ нашлись убедительные слова.
— Я очень сожалею, что вы себя так ведете, — заговорил он с притворным отчаянием, — мне кажется, что вы не тот, за кого себя выдаете. Христос был пригвожден к кресту, а вы не позволяете себя уколоть даже иголкой. Какой же вы святой?!
Подавленный этими доводами, Симион остановился, не говоря ни слова, а Вейсман быстро снял с него пиджак и сделал укол, прежде чем старик успел опомниться. Стэникэ потер место укола ватой, в то время как Симион, на которого уже стал действовать наркотик, с недоумением смотрел на свою руку.
— Не хотите ли вы украсть мою руку, так же как укоротили мою одежду? — подозрительно спросил он.
— О нет! — любезно запротестовал Вейсман. Одурманенный Симион опустился на стул, мутный взгляд его был устремлен вдаль. Он казался счастливым. — Ну как вы теперь себя чувствуете?
— Хорошо чувствую, прекрасно, чувствую здоровье во всем теле.
— Разве я вам не говорил? — сказал Вейсман, глядя через окно на пролетку, где потерявший терпение извозчик хлопал бичом. — Подумайте как следует! Народ вас ждет, почему же вы не хотите сойти к нему? Впрочем, каждый святой удаляется на некоторое время в пустыню, в келью, чтобы очиститься. Если хотите, мы отвезем вас в прекрасный монастырь, где вы будете размышлять в полнейшем одиночестве. Туда никто не является, кроме ангелов в белом облачении, по утрам, в девять часов, и вечером. Маэстро, ваше место там!
— И там пустынно?
— Клянусь честью! Там более пустынно, чем в Фиванде [22].
Взъерошенная голова прильнула к окну. Это была Марина, которая подсматривала с улицы. Расчувствовавшийся Симион позволил Стэникэ и Вейсману взять себя под руки. Его быстро, пока он не передумал, посадили в пролетку. Никто из находившихся в доме не выразил никакого сожаления. Только Аглае все больше нервничала, видя, как затягивается эта сцена. У раздосадованной Олимпии так и не разгладились на лбу гневные складки. Тити покачивался у печки, а Аурика заботливо занималась своими ногтями. Извозчик хлестнул лошадей, и колеса запрыгали по булыжной мостовой. В это время Симион обернулся и, словно охваченный внезапным волнением, воскликнул, показывая пальцем:
— Смотри-ка, акация какая большая выросла!
— Ладно, — испуганно проговорил Стэникэ, — посмотрим на нее, когда вернемся, — и махнул извозчику, чтобы тот погонял лошадей.
После их отъезда Аглае надела фартук, позвала Аурику и Олимпию, а также служанку и начала вытаскивать все вещи из комнаты Симиона. Она свернула его постель и выбросила в чулан, кинула в огонь все бумаги, которые нашла, оставшуюся одежду вышвырнула на помойку, обмела стены и велела вымыть пол. Комната превратилась в своего рода гостиную.
— Вот здесь будете располагаться вы, когда придете ко мне, — заявила она Олимпии. — Хоть немного прибрала в доме, а то он совсем превратился в конюшню!
С этого дня Аглае больше не упоминала имени Симиона и ни разу не выразила сожаления, что его нет. Через несколько дней явился Вейсман и сказал, что было бы неплохо послать старику кое-какие вещи и денег. Аглае удивилась и заявила, что ему было дано все, что полагалось. Задетый этим, студент напомнил, что он потратился на извозчика. Действительно, так оно и было, потому что Стэникэ сказал, будто у него нет денег и Аглае вернет эту сумму Вейсману, как только тот потребует. Однако Аглае сделала вид, что не верит ему.
— Странно, — проговорила она, — мой зять говорил, что он все уплатил. Я его спрошу, и если это не так, я с удовольствием отдам вам.