— Идите-ка сюда, дражайший, к вам гости пришли.
Действительно, Феликс услышал доносившийся со двора женский и мужской смех и испытал чувство некоторого раздражения. Он спросил, кто же пришел.
— Пойдемте, дражайший, не будьте дикарем. Оказывается, я моложе, чем вы. Вас пришли навестить коллеги. Тут Вейсман, девушки, сами увидите. Быстро одевайтесь и приходите.
Стэникэ спустился вниз, оставив Феликса в полном недоумении. Если бы было возможно, Феликс выпрыгнул бы через окно в соседний двор. Он никогда не приглашал домой никого из коллег и не мог себе представить, кто же это явился к нему. Феликс услышал звуки рояля. Кто-то неумело и фальшивя взял несколько аккордов из пьесы Корелли, начинавшейся с адажио, потом раздумал и заиграл одним пальцем «Как я тебя любил». Играть эту песенку на инструменте Отилии показалось Феликсу кощунством. Наконец он сошел вниз. В комнате, куда были приглашены все гости, он услышал смех и даже хриплый голос дяди Костаке. Феликс нерешительно дотронулся до дверной ручки.
— Вот он, — загудел Стэникэ, — мой двоюродный братец, дикарь. Весьма сожалею!
Феликс огляделся и увидел Вейсмана, стоявшего возле стены, еще какую-то развалившуюся на стуле тощую и костлявую личность с веками, нависшими на глаза, потом девицу за роялем, продолжавшую выстукивать одним пальцем «Как я тебя любил», и вторую девицу, которая, усевшись на широком подоконнике раскрытого окна, болтала ногами. Девицы показались ему безобразными. Вид у них был вызывающий. Та, что сидела на окне, была чернобровая, с выпяченным жирным подбородком; другая, бренчавшая на рояле, тонкая и длинная, обладала слишком развитыми, толстыми конечностями. Феликс их не знал, он растерянно посмотрел на дядю Костаке, которого Стэникэ удерживал на пороге другой двери, ведущей во внутренние комнаты.
— Как, — обратился возмущенный Стэникэ к Феликсу,— вы не знаете этих девушек и этого домнула?
— Я думаю, что он их не знает, — скромно заметил Вейсман, — ведь они со старших курсов.
Стэникэ тревожно посмотрел на дядю Костаке, которого, по-видимому, уверял, что гости являются друзьями Феликса, и быстро поправился.
— При чем тут курс? У них, — обратился он к дяде Костаке, — все перемешалось. Пусть себе смеются.
Не вступая в разговор, присутствующие вели себя так, как будто были давно со всеми знакомы. Феликс никак не мог понять, что заставило Стэникэ привести их сюда. Объяснялось все, по-видимому, довольно просто: Стэникэ страдал неизлечимой страстью вмешиваться во все и создавать самые нелепые ситуации, чтобы иметь возможность поговорить с различными людьми и разузнать обо всем.
— Вы курите, не правда ли? — спросил Стэникэ и сам же ответил: — Ну как же можно не курить!
Он притворился, что ищет в карманах, потом извинился:
— Я тоже своего рода богема! Думал, что у меня есть табак, а его, оказывается, нету. Однако у моего дядюшки есть крепкий табачок, нечто страшное! Только не для девушек.
— А почему не для девушек? — покачивая ногой, спросила низким голосом студентка, сидевшая на окне.