Эндрю Амос сошел вниз и направился в дальний конец зала; Энтони не сводил с него глаз до тех пор, пока не убедился, что старик не собирается уходить до конца допроса.
— С кем это Амос разговаривает? — спросил он шепотом у Билла.
— Это Парсонс. Один из садовников. Он живет в сторожке на дороге в Стэнтон. Они сегодня все собрались. Для них же это почти как праздник.
«Интересно, а он будет давать показания?» — подумал Энтони.
Парсонса вызвали сразу же после Амоса. Он подстригал газон перед самым домом и видел, как явился Роберт Эблет. Выстрела он не слышал. Но он вообще туговат на ухо. И еще он видел джентльмена, который прибыл через пять минут после мистера Эблета.
— Нет ли его сегодня в суде? — спросил коронер.
Парсонс медленно оглядел ряды. Энтони встретился с ним взором и улыбнулся.
— Вот он, — сказал Парсонс, указывая на Энтони.
Все посмотрели на Энтони.
— И это было пять минут спустя?
— Примерно так, сэр.
— Выходил ли кто-нибудь из дома, перед тем как приехал этот джентльмен.
— Нет, сэр. Точнее, я никого не видел.
Затем допрашивали Стивенс. Она рассказала все то же самое, что и инспектору. Ее допрос к уже известным фактам ничего нового не прибавил. Теперь настал черед Элси. После ее показаний репортер впервые за сегодняшний день приписал в скобках «Сенсация».
— Как скоро после того, как вы слышали этот разговор, раздался выстрел? — спросил коронер.
— Почти сразу, сэр.
— Через минуту?
— Я не могу точно сказать, сэр. Но очень быстро.
— Вы были еще в холле?
— О нет, сэр. Я уже была около комнаты миссис Стивенс. Нашей экономки, сэр.
— И вы не посчитали нужным вернуться в холл и посмотреть, что случилось?
— О, нет, сэр. Я вошла в комнату миссис Стивенс, и она спросила: «Ой, что это?»; она очень испугалась. А я и говорю: «Это было в доме, миссис Стивенс, в доме». Будто что-то хлопнуло — как выстрел.
— Благодарю вас, — сказал коронер.
Появление Кейли снова вызвало волнение публики; это была не жажда «сенсации», а интерес, и как показалось Энтони, интерес сочувственный. Все-таки появился непосредственный участник драмы.
Кейли давал свои показания осторожно, сдержанно — правду изрекал также весомо и твердо, как и ложь. Энтони пристально наблюдал за ним, пытаясь понять, что же в этом человеке, даже вопреки предубеждению, вызывает симпатию. Энтони, который точно знал, что он лжет и лжет вовсе не ради Марка, а только ради себя — и тот не мог не разделить чувство симпатии, которым, похоже, проникся к Кейли весь зал.
— Был ли у Марка револьвер? — спросил коронер.
— Мне во всяком случае об этом ничего не известно. Думаю, если бы был, я бы об этом знал.
— Вы были с ним в то утро. Говорил ли он с вами о приезде Роберта?
— Я его мало видел в то утро. Сначала работал у себя в комнате, потом выходил, и так далее. Вместе мы были за ленчем, и тогда, да, он кое-что об этом сказал.
— В каком тоне?
— Хм… — Кейли замешкался, потом ответил: — Трудно подобрать подходящие слова, но, пожалуй, в капризном. Время от времени он спрашивал: «Как ты думаешь, чего ему надо?» Или: «И что ему там не сидится?» Или еще: «Что-то не нравится мне тон его письма. Думаешь, он что-то затевает?» Вот в таком примерно тоне он говорил.
— Выражал ли он удивление по поводу того, что его брат в Англии?
— По-моему, он всегда немного побаивался, что в один прекрасный день тот объявится.
— Вот как… А вы не слышали разговора между братьями, когда они находились в кабинете?
— Нет. Когда Марк вошел в кабинет, я отправился в библиотеку и все время был там.
— Дверь библиотеки была открыта?
— Да.
— Удалось ли вам увидеть или услышать предыдущего свидетеля?
— Нет.
— А если бы кто-нибудь вышел из кабинета, когда вы находились в библиотеке, вы бы его услышали?
— Думаю, да, Если, конечно, он не принял бы мер предосторожности.
— М-да… Считаете ли вы, что Марк способен на опрометчивые поступки?