Но увы! Как часто в жизни красивые теории разрушаются грубыми по своей простоте фактами. Вскоре я легко разгадал секрет муравьев-эскулапов и сам научился их ремеслу реанимации.
Муравей — существо сугубо общественное. Он не способен жить без постоянного общения и вне общества себе подобных, изолированный вскоре погибает, даже оставленный рядом с пищей. Оказывается, муравей-утопленник, отключенный от мира привычных раздражителей, постепенно впадает в неактивное состояние, незаметно переходящее в смерть. Очутившись в таком состоянии среди собратьев и ощущая их участие к своей судьбе, их прикосновения, массаж, он возвращается к жизни.
Все оказалось так просто! Обыкновенной кисточкой из беличьего хвоста я совершал этот чудодейственный массаж, приводил в чувство погибающих сладкоежек и возвращал их к жизни, если только они не слишком долго лежали в воде.
Впрочем, как бы там ни было, использование спасительного массажа достойно удивления.
И все же, несмотря на отгадку секрета реанимации, у меня осталось чувство неудовлетворенности: механизм оживляющего массажа при кажущейся его простоте таил в себе какие-то пока необъяснимые сложности.
Раскачиваясь на камнях, машина медленно спустилась вниз по ущелью, повернула за скалистый выступ и исчезла. Я остался один.
Из-за сильного летнего зноя горы поблекли, и редкие травы да кустики таволги на их склонах побурели. Черные зубчатые скалы венчали вершины гор, только одна узкая зеленая полоска прорезала сухой склон ущелья. Она казалась такой яркой и необычной. По самой ее середине теснились молодые тростнички и горчак, к ним примыкала мята, дикая конопля, а снаружи выстроился тонкой линией брунец. На вершине зеленой полоски из-под камней сочился маленький родничок. Он образовал на своем пути две лужицы, соединенные перемычкой. Из нижней лужицы через заросли трав сочился крохотный ручей. Он заканчивался еще третьей мелкой и полузаросшей растениями лужицей.
Возле камней, из-под которых бил ключик, со дна поднимался маленький вулканчик ила, поблескивая искорками слюды.
В этих горах далеко вокруг, я это хорошо знал, нигде не было воды, и поэтому сюда слетелось множество ос-полистов (Polistes) и крупных мух, и над родничком стоял неумолчный гул их крыльев. Кое-где на мокрую землю опускались бабочки-белянки. Еще вокруг ползали муравьи-тетрамориумы. Таились здесь и другие жители ущелья. Вот шевельнулись травинки, и я увидал извивающееся туловище обыкновенного ужа, а потом на узенькой тропинке, ведущей в гору, навстречу мне бросился молодой щитомордник. Глупышка, видимо, долго ожидал на ней свою добычу, какую-нибудь маленькую мышку или ящерицу, да обознался и, поняв ошибку, быстро скрылся среди камней.
День близился к концу. В ущелье протянулись длинные тени, и одна из них закрыла зеленую полоску с родничком и мою наспех растянутую палатку.
Стало прохладно. Удивительная тишина завладела ущельем. Легкий шорох заставил вздрогнуть от неожиданности: из кустов выскочил заяц, присел, огляделся и, не заметив ничего подозрительного, не спеша, заковылял к ручейку. Потом раздался крик каменной куропатки-кеклика, замолк, повторился коротко и негромко, а когда минут через десять я выглянул из палатки, от ручейка с громким шумом взлетела большая стая птиц. Я не ожидал такого ловкого маневра. Обычно крикливые кеклики на этот раз подкрались к ручейку совершенно бесшумно, опасаясь неожиданного пришельца.
Оказывается, в этом пустынном ущелье вокруг родничка и зеленой полоски растений кипела жизнь: множество насекомых, змея, заяц, кеклики — целый мир разнообразных существ.
Рано утром, услышав отдаленные крики кекликов, я жду терпеливо и не встаю с постели, хотя только что собрался приняться за дела, боюсь испугать пернатых визитеров, подсматриваю за ними в щелку. Пусть напьются вдоволь. Им, бедняжкам, целый день бродить по сухим и жарким горам без воды. Скоро начнется и мой рабочий день. В зеленой полоске растений у родничка найдется за кем понаблюдать.
Едва удалились кеклики, утолившие жажду, я, наспех позавтракав, уселся на походном стульчике возле родничка. Нагляделся вдоволь на ос, на то, как они стремительно садились на воду, как жадно пили, как, отяжелев, перелетали на камни, неритмично подергивая брюшком, отдыхали и грелись на солнце. Когда же, отвлекшись, взглянул на дно лужицы, обомлел от удивления: оно все стало ярко-красным и мохнатым, как ворсистый ковер. Но едва я шевельнулся, как произошло другое чудо: красный ковер внезапно исчез, и дно опять стало серым. Неожиданное превращение совсем сбило меня с толку. Что будет дальше?