Но мне жалко муху, я не собираюсь ее награждать щелчком за бесцеремонное поведение. Она редкая, очень красивая и особенно красиво ее белое сверху брюшко в черных жестких щетинках.
Мухе нравится наше общество. Она не желает с нами расставаться. Здесь ей хорошо, кое-чем можно поживиться, хотя и обстановка необычная и незнакомая. Вокруг же что? Голая сухая пустыня!
Еще несколько видов очень крупных мух живет в пустыне, и я с ними хорошо знаком. Но не знаю их образа жизни, он неизвестен. Кто их личинки, чем они питаются, где живут и почему так забавны и доверчивы сами мухи. Впрочем, последнее мне понятно.
Крупные мухи пустыни не связаны с человеком и от него не зависят, живут сами по себе. А доверчивость объясняется тем, что так они привыкли себя вести с дикими зверями: джейранами, сайгаками, волками, лисицами. Какое им дело до мух, что они могут сделать ей хвостами, ушами да копытами! Человек же для них — тоже вроде большого зверя.
Кобылка летунья принадлежит к роду Аилопус, в котором сейчас для нашей страны известно пять видов. Летунья, с которой я познакомился, называлась Aeolopus oxyanus. Впервые я встретился с нею в урочище Бартугай едва ли не двадцать лет назад в счастливую пору смелых и дальних путешествии по пустыне еще на мотоцикле. Счастливую — потому, что после велосипеда моторизированный транспорт казался мне верхом совершенства.
В знойный осенний день мы сбежали из пустынной Сюгатинской равнины в тугаи реки Чилик и здесь возле бурной протоки нашли глубокую тень в зарослях лоха, ив, лавролистного тополя и облепихи. С одной стороны бивака располагалась галечниковая отмель, слегка поросшая курчавкой. Она сверкала под солнцем и казалась разлившимся по земле раскаленным металлом. Иногда, набравшись решимости, я выбирался из-под тени деревьев и бродил по отмели, испытывая ощущение жара от печи для выплавки металла. Отсюда среди блеска солнечных лучей тенистые заросли казались совсем темными.
На галечниковой отмели жили самые разнообразные кобылки. Они скрипели на своих музыкальных инструментах, верещали на разные голоса, поднимаясь в воздух, трещали разноцветными крыльями, прыгали во все стороны из-под ног. Жара для них была благодатью. Они упивались ею, справляя праздник веселья, жизнерадостности и благополучия. Их чувства были обострены, а тело, разогретое солнцем, испытывало прилив сил и здоровья.
Тогда еще слабо знакомый с ними, я с интересом присматривался к этим созданиям пустыни, забывая о нестерпимом зное, палящих лучах солнца и раскаленной земле. Из множества кобылок мне особенно хорошо запомнилась летунья.
Она была не такая как все, всегда молчала, а потревоженная, легко взлетала кверху и, грациозно лавируя в воздухе, уносилась далеко от опасности. Очень часто, и это казалось необычным, она, срываясь с земли при моем приближении, садилась на деревья, исчезая среди листвы.
— Почему кобылки летуньи садятся на деревья? — спрашивал я специалистов по прямокрылым.
— Не знаем! — отвечали мне. — Далеко не все в природе обязательно должно иметь свою причину и объяснение.
— Отчего же летунья, как пишется в руководствах, обитает по берегам рек и озер? — допытывался я.
— Тоже не знаем! Очевидно такая историческая обусловленность ее к этой обстановке жизни.
В общем, маленькая кобылка летунья не желала раскрывать свои секреты и вскоре забылась.
Зима 1969 года выдалась необыкновенно богатой снегами, а лето — дождями. В это время, проезжая через Сюгатинскую равнину, я повернул машину к урочищу Бартугай, но пробраться к излюбленному месту не смог. Здесь все преобразилось до неузнаваемости: река, разлившись, понеслась по тугаям многочисленными проточками. Странно было видеть погруженные в воду великаны тополя, ивовые и облепиховые рощицы. Осторожно, ощупывая впереди себя посохом дно, я бродил по колено в воде, пытаясь пробраться к домику егеря. Пройти глубже было опасно, сильное течение могло легко сбить с ног.
Домик егеря оказался пустым, окруженный водой, его покинули. Выбираясь на сухие каменистые склоны берега я неожиданно увидел мою старую знакомую — кобылку-летунью. Она беспечно взлетела с задетой мною ветки дерева, ловко спланировала над водой среди зарослей и снова угнездилась на дереве. Этот короткий перелет сразу открыл секреты жизни кобылки, и невольно подумалось: куда же делись все остальные кобылки, которые скрипели в этих местах до паводка, верещали на все голоса, прыгали и разлетались во все стороны из-под ног? Их всех смыли бурные потоки, они погибли или расселились, кто как сумел, в стороны, и только одна молчаливая и скромно окрашенная кобылка летунья осталась верна своему месту жизни, жива, весела, энергична. Ей хотя бы что, она умеет спасаться на деревьях и на них пережидать губительные для других наводнения.