Через месяц я снова встретился с кобылкой летуньей, но уже в тугаях реки Или. Недавно спал паводок, поднялись над водой косы, освободились заросли трав и кустарников. Среди деревьев кое-где остались маленькие озерки и в них медленно погибали оказавшиеся в плену рыбки.
В тугаях всюду встречались только одни кобылки летуньи. Нигде не было слышно стрекотания столь обычных для зарослей трав кобылок хортиппусов и многих других. Потревоженные кобылки летуньи вылетали из зарослей на широкие мелководные проточки и, такие ловкие, не желая лететь через воду, заворачивали обратно к берегу. Иногда они свободно перелетали на другой берег. Прекрасные аэронавты, они оказались посредственными пловцами, в воде намокали, простирая кпереди передние ноги, отчаянно гребли задними и средними ногами, но быстро уставали, и, предаваясь отдыху, отдавали себя во власть течения. Они плавали также как и другие кобылки, не хуже и не лучше. К чему летунье это искусство, если в наводнение они прекрасно летают между деревьями и находят на них приют.
Поэтому кобылки и живут возле ручьев, озер и рек, и садятся на деревья, привыкли испокон веков, приспособились унаследованному от предков образу жизни, хотя сильные и губительные паводки редки.
На голой земле легче заметить насекомых, поэтому неплохо бы пройтись по старой дороге. Вот впереди мелькает что-то небольшое. Откуда столько энергии и такая сила у этой малютки! Она мечется без конца в воздухе рывками из стороны в сторону, промчится вперед, скользнет броском назад и снова крутится в бешеной воздушной пляске.
Иногда этот живой комочек, воплощение неисчерпаемого источника энергии, падает на дорогу, зарывается в рыхлый песок, скользит под его поверхностью, показывается наружу, проталкивая наверх рывками круглое, серое, в черных полосках, брюшко, и снова взмывает в воздух.
Мне кажется, что этот комочек — пчелка. Только не простая, а так называемая кукушка. Точно такие же серые маленькие пчелки сейчас тоже носятся над дорогой и иногда зарываются в холмики земли, выброшенной из норок пчелок-галикт. Их дело — караулить, когда ячейка заботливой сборщицы пыльцы и нектара будет заполнена провиантом, а сверху отложено яичко. Только тогда для пчелы-кукушки наступает мгновение действовать и подбросить свое яичко. Кукушки неутомимы и быстры. Иначе нельзя. С хозяйкой шутки плохи. Но им далеко до той, сумасшедшей. Она никак не успокаивается, будто что-то с ней случилось, и все мечется и мечется, бедная.
На заброшенной пыльной дороге видны холмики земли и покрупнее. Кое-где в их центре видно отверстие, ведущее в глубокую норку. В подземное жилище забираются большие темные пчелы андрены с корзиночками на задних ногах, до верха заполненными желтой пыльцой. Впрочем, на большинстве холмиков не видно норки. Зато иногда шевелится земля, показывается столбик сырого песка и застывает: хозяйка жилища занята усиленным строительством, зарывается глубже, или роет ячейки, вытаскивает наружу землю, толкая ее кверху вперед широкой головой. Тем, кто занят земляными работами хорошо. Кто же улетел за провиантом, грозит неприятность. В их дом беспрестанно забираются другие пчелы, тоже большие пчелы-кукушки сфекодесы, черноголовые, черногрудые, с ярким, как огонек, красным брюшком. Они стремительно носятся над дорогой, никуда не сворачивая в сторону, бесцеремонно залезают в чужие квартиры трудолюбивых пчел. Им хоть бы что! Никакой боязни или осторожности. И красный цвет — вывеска вызывающей наглости и бесцеремонности. Вот они какие!
Мне не дождаться конца безудержных танцев крошечной пчелки-кукушки и я начинаю за ней охотиться. Один раз удалось поймать, пчела оказалась в сачке, но успела из него выскочить и вновь принялась за свои безудержные полеты. Будто ничего и не произошло необычного!
Другой раз сильным ударом удается поддеть ее вместе с кучкой песка. Но отяжелевший от груза сачок вырывается из рук и, описав дугу, падает в густые заросли кустарничков. Тогда я терпеливо жду, когда она, такая неуемная и бесстрашная, заберется под землю.