И опять дороги, дороги, бесконечные и скучные. И встречные машины. Но не только. На большой арбе едут два живописных седобородых старика в халатах, чалмах, а рядом их обгоняет молодой парень на мотоцикле. По обочине дороги трусит на ишачке пожилая женщина в национальной одежде, на встречу ей мчится на легковой машине семья узбеков.
Облитый солнцем древний город Бухара. Светлая земля, светлые домики, светлое небо, все светлое, сверкающее и слепящее глаза. Старинные здания, глиняные лачуги и некоторые из них на фундаменте из древних квадратных кирпичей. Высокие минареты и на вершине каждого гнездо аистов, сложенное из сучьев, такое же старое, как и сам город. И контрасты: старики в чалмах, и халатах и молодежь в современной одежде, ослики, караваны верблюдов и между ними — автомобили.
Новый город растет рядом со старым, уходит к югу от древнего, навевающего ощущение суровой средневековой дикости, своенравия, религиозного фанатизма, беспредельного могущества власть имущих и бедности обездоленных. Старый город — свидетельство давно минувших дней исчезнувшего мира. Что осталось от людей, строивших храмы, мавзолеи, и думается, зачем они убивали друг друга, сутяжничали, добивались богатства и власти, множили себе подобных, забывая о мимолетности и суетности человеческой жизни.
На самой высокой и красивой башне аист на гнезде меланхолично перебирает клювом перья. Несколько других гнезд пустует. Птицы постепенно исчезают из обездоленной человеком природы, исчезают вместе со старой жизнью. Чем им кормиться на хлопчатнике?
Бухара позади. Вновь перед нами поля хлопчатника, сиротливые деревья тутовника, и вдруг перед нами будто другой мир — песчаная пустыня, саксаул, джузгун, разукрашенный светлыми шариками семян, песчаная акация и — жара с ослепительным солнцем.
Радуюсь песчаной пустыне, здесь все же природа меньше изменена человеком, и можно увидеть, что-либо интересное из жизни ее обитателей. Светлый и прозрачный саксаул украшен едва заметными цветами, крохотными, меньше булавочной головки, почти неразличимые желтые звездочки. Краснеют маки, желтыми пятнами расположилась пустынная ромашка. Местами выстроились высокие ферулы. Саксаул цветет рано. На каждой его веточке сотни цветов, на всем же дереве их, наверное, сотни тысяч. Но его цветы без запаха и не нарядно дерево в период своего цветения. Вскоре цветы саксаула исчезнут, превратятся в едва заметные бугорки, замрут на долгое жаркое лето, чтобы не отнимать у растения лишнюю влагу в трудное время жизни, и только осенью, когда уймется жара и кое-когда начнут перепадать скудные дожди, из замерших цветков неожиданно разовьются большие круглые семена, окруженные зелеными, розовыми, иногда даже красными летучками, очень похожие на настоящие цветы. Только тогда дерево становится веселым и нарядным.
Меня интересует, кто опыляет цветы этого дерева пустыни. Думается ветер, как уверяют ботаники. Но оказалось еще и насекомые. И самые разные. Вот на желтую звездочку присел крохотный комарик. Покрутился, что-то сделал и полетел дальше. А вот угнездилась на цветке большая муха-пестрокрылка. Рядом с цветком она будто слон с чайным блюдечком. И что ей делать на этой элегантной крошке? Массивным хоботком муха ощупывает желтую точку, тщательно, деловито, потом степенно перелетает к другому цветку. Ничего не подделаешь, в пустыне и цветок саксаула находка, здесь все на счету, и до предела используется.
Кое-как находим съезд в межбарханной низинке, останавливаемся возле кустиков саксаула, изнывая от жажды и жары, упиваемся горячим чаем. Дует легкий ветерок. Его порывы приносят облегчение. Иногда между барханами он поднимает тонкую белую пыль и плавно проносит ее мимо нас облачками. Когда же порыв ветра стихает и воздух тянет ровно и плавно, я вижу на глиняной площадке крошечные облачки пыли. Будто кто-то ее выбрасывает из-под земли наружу. Странные облачка! Придется выбираться из спасительной тени, бросаемой машиной, узнавать, в чем дело.