— Значит, враг намеренно хотел ввести нас в заблуждение.— Он подошел к письменному столу.
Чжан Нун выжидательно смотрел на Ли Цзяня:
— Уже есть материалы?
Ли Цзянь кивнул головой. Он открыл ящик, вынул папку и вернулся к дивану. Раскрыв папку, он начал вынимать из нее один лист за другим и, передавая Чжан. Нуну, давал пояснения:
— Это экспертиза отпечатков пальцев; эксперт считает, что отпечатки пальцев на стакане принадлежат Е Чэн-луну, старых отпечатков пальцев на бутылке уже не разобрать, а свежих нет. Ясно, что человек, принесший бутылку, боялся, что останутся отпечатки пальцев, и стер их. Что касается разбитого стакана, то хоть на нем отпечатки пальцев и неразборчивы, но совершенно очевидно, что он точно такой же, как и стакан, из которого Е Чэн-лун пил вино. А это экспертиза трупа: врач считает, что Е Чэн-лун умер, отравившись сильнодействующим ядом. Этот специальный яд Е Чэн-лун едва ли мог достать.
Судя по твоим словам, Е Чэн-лун убит по Заранее обдуманному плану? — сказал с некоторым сомнением Чжан Нун, перебрав данные ему материалы.
— Судя по обстановке, можно предположить, что перед нами умышленное убийство.
— Не забывай, что Е Чэн-лун написал предсмертное письмо!
— Да, письмо написано рукою Е Чэн-луна. Но оно не окончено. Да и судя по выражениям, трудно предположить, чтобы это было предсмертное письмо. Если Е Чэн-лун решил покончить с собой, то почему он так писал? У него оставалась какая-то надежда, ведь в письме говорится о предстоящей встрече.
— А я и не обратил внимание на это! — хлопнув себя по лбу, сказал Чжан Нун.
Ли Цзянь достал сигареты, протянул пачку Чжан Нуну, закурил сам, затянулся несколько раз.
— По-моему, этот преступник очень хитро воспользовался этим обстоятельством.
— Значит, во время смерти Е Чэн-луна в его комнате находился кто-то еще.
— Именно! Вино и жареные бобы принесены тем человеком. После того как он отравил Е Чэн-луна, он, боясь, что мы обнаружим его, стирает следы пальцев на бутылке, уносит стакан, из которого пил сам, бумагу от жареных бобов и бросает их на дороге. Ясно, что он хочет представить все это, как самоубийство Е Чэн-луна.
Медленно шагая по комнате, Чжан Нун вдруг с сомнением сказал:
— Я не понимаю, какую цель преследовал убийца? Похищение чертежа номер четыреста семь?
— Возможно.
— Если это так,— продолжал развивать свою точку зрения Чжан Нун,— значит, этот тип, думая похитить чертеж, рассчитывал взять из кар мана убитого ключи от секретного отдела...— И, славно о чем-то вспомнив, добавил: — значит, этот человек должен быть среди нас...
— Я согласен с твоими выводами — это не только человек с завода, более того — он хороший знакомый Е Чэн-луна, который может вместе с ним выпивать и болтать о пустяках.
— Но, насколько мне известно, Лю Сюэ-вэнь не был в числе знакомых Е Чэн-луна и никаких отношений, кроме чисто служебных, у них не было.
— Поэтому мы должны внимательно изучить вопрос о Лю Сюэ-вэне и решить, причастен он к этому делу или нет.
— Если это не Лю Сюэ-вэнь, то каким образом его квитанция очутилась в комнате? Ведь, кроме начальника секретного отдела, туда никто не входил. Нет ли здесь противоречия?
— Есть, конечно.— Ли Цзянь потушил в пепельнице сигарету.— Но разве враг после хитрости с «самоубийством» Е Чэи-луна не мог придумать чего-нибудь другого?
В паркеВ воскресенье выдалась особенно ясная погода. По уединенной аллее парка легким шагом шел молодой человек лет тридцати с завитыми волосами. Белки глаз у него были покрыты сетью красных жилок; беспрестанно поднося руку ко рту, он зевал. Большим усилием воли он старался придать лицу веселое выражение.
Хотя время было раннее, в парке было довольно много гуляющих, особенно пионеров, которые с красными флажками, переговариваясь и смеясь, направлялись на гору.
Впереди вокруг большого фонтана собралось много людей, в воздух били серебряные струи и с легким плеском падали обратно. Фонтан как-будто привлек внимание молодого человека, он обошел вокруг фонтана, но ничего особенного не обнаружил: все люди казались ему унылыми, к фонтану он тоже потерял интерес, принял равнодушный вид и, тихонько насвистывая, направился к горе. Бросая взгляды направо и налево, он заметил, что по одной из тропинок справа не торопясь идет старик. Небольшого роста, с тщательно причесанными седеющими волосами, он был одет в белую шелковую рубашку, светлые брюки европейского покроя, поддерживаемые подтяжками. С одного взгляда можно было определить, что это очень аккуратный человек. Он часто останавливался, прислушиваясь к пению птиц, белой тростью отстукивал ритм, и лицо его заливала всепонимающая улыбка. Завитой юноша и старик обменялись взглядом и продолжали медленно идти вперед.