— У тебя в глотке и застряло? — не скрывая иронии, удивился Призрак. — Вот дела-а… Ну, да ладно.
Он вновь пробрался к грузовой части тараты, где принялся рыться среди наших вещей. Вернулся он с пятью кружками и полтора литровой керамической коньячной флягой, на этикетке которой было написано несколько необычное название: «Украденная Бочка». Её, вместе с добрым десятком иных бутылок экзотического вида, мы прихватили из коллекции моего отца.
— Не верю своим глазам! Один из благороднейших, редчайших напитков Нового Мира! — воскликнула Хельга, проявив завидную осведомлённость. — До этого я была столько наслышана о нём, но пробовать, нет, не приходилось.
— Ещё бы! Ведь сорок лет выдержки у сего благородного пойла! — не сдержавшись, вполне нормальным голосом похвалился Кол и, ловко выхватив вожделенный предмет из рук Призрака, принялся извлекать из него пробку.
— Вот чудо дивное! — качая головой, восхитился Призрак. — Только увидел отменный коньяк, и сразу всё прошло. Ну, прям волшебство какое-то!
На что Колесо в ответ невнятно хрюкнул, с увлечением продолжая начатое дело.
Вскоре в наших кружках заплескалась тёмно-янтарная ароматная жидкость.
— Давайте выпьем за дружбу, — подал идею Призрак, многозначительно посмотрев на Хельгу, Кола и Журу. — Ведь без неё в долгом странствии ну никак не обойтись.
— Почему бы и нет? Лично я, только — за! — вроде бы с искренним энтузиазмом, присоединилась к нему девчонка.
— Я тоже не против, — насупившись, пробубнил Кол. — В общем то.
Журавль мнение в словах выражать не стал. Но своей кружкой вместе со всеми стукнулся. Впрочем, и это было хорошо.
Последующий наш разговор касался в основном восхваления «Украденной Бочки» и обсуждения иных элитных горячительных напитков. В ходе довольно жарких общих дискуссий, между Хельгой и Колесом возникло пару отдельных споров, прошедших на удивление в корректной атмосфере. Это позволяло надеяться на то, что впредь они будут, относится друг к другу, более терпимо.
Когда же керамическая посудина оказалась, опустошена, девчонка тоном капризного ребёнка потребовала продолжения банкета. И Кол, несмотря на явное неодобрение во взгляде Призрака, с готовностью отправился за добавкой. Правда походка при этом у него была очень нетвёрдая. Впрочем, чему тут удивляться? Сорокалетний коньяк кого угодно собьёт с ног. А вот Хельга… Хельга не выглядела сильно захмелевшей. Но последующая обильная дегустация доброго старого вина «Отшельник», подкосила и её. Правда, прежде чем уснуть, свернувшись калачиком на скамье, она успела одолеть Журавля с Колесом в борьбе на руках. И эту победу нельзя было приписать тому, что ей поддались, либо тому, что оба мужчины оказались более пьяны. Потому как противники Хельги являлись людьми ни за что бы не уступившими даме в подобном вопросе. Касательно количества выпитого… ну здесь тоже всё честно: мы пятеро поглотили совершенно равное его количество. Просто, просто… юная чародейка оказалась на диво весьма сильна.
— А наша лютая и могущественная тигра порой может быть и вполне благодушной, — про себя усмехнулся я, когда уже укладывал «бездыханное» ладное девичье тело в гамак.
Кол с Журой, похрапывая на все лады, дрыхли, устроившись на соседних лавках. Их мы с Призраком решили не трогать. Сами же пусть и с некоторым трудом, но забрались в свои гамаки. После этого наступило Великое Ничто.
Из бессознательного состояния меня вырвали странные звуки. Не до конца пробудившись, я отметил, что они похожи на скулёж маленького щенка. Но во время осмотра судна я почему-то его не заметил… Ещё раз прислушавшись, я отметил всё же не свойственные собакам нотки. Да и «ё моё» собаки не говорят. Хм-м, не присуще им и ругаться матом. А именно это дальше и понеслось. Только тогда мои бедные мозги, из которых не совсем выветрился туман, навеянный смесью вина и коньяком, сообразили: меня разбудило не животное, а человек. Приняв сидячее положение, я начал осматриваться. Призрак, Хельга и Журавль до сих пор пребывали в отключке. А вот Колесо уже «бодрствовал», покачиваясь на скамье из стороны в сторону да обхватив голову руками. Однако самой команды в гамаках не наблюдалось. Зато по прежнему, раздавался скрип вёсельных уключин. Но вот бесноватый ветер, тот утих. О чём свидетельствовал тент, переставший содрогаться от его неистовых порывов. Достав карманные часы, я открыл крышечку и увидел время: — 18 часов 33 минуты.
— Что дружище, тяжко? — хриплым голосом затем поинтересовался я у толстяка.
— Не то слово, — глухо промычал тот, — о-хо-хо-хо, не то слово…