— Господи, Жан! — Воскликнул я, — Что ты ему сказал?
— Что если он не образумится, мне придется натравить на него куклу!
От удивления я даже рот открыл. Надо же, придумал! Мне такое даже в голову не пришло! Ай да Жан! Ну и молодец! Спас нас, если не от смерти, то уж точно от хорошей взбучки!
А француз тем временем уже занимался Лораном.
— Ты куда же пропал? — въедливо спросил он.
Конголезец молчал, но Жан и не ждал ответа на этот вопрос. — Ты же обещал проводить нас к одному старику?
— Я не могу…
— Это еще почему? Адрес не знаешь?
— Да… Правильно… Не знаю адрес…
— Не ври! — взорвался Жан, заставив меня удивиться. Я и не предполагал, что выдержка может покинуть его. — Сию же минуту веди нас к этому старику, слышишь, что я говорю? Веди, или тебе же будет хуже!
— Я не могу, — заныл негр, — не могу, нельзя!
— Можно! — напирал француз. — И ты отведешь. — И уже более мирно добавил: — И получишь еще двадцать долларов. Идем, никто не узнает, что это ты нас привел.
При упоминании о долларах Лоран несколько оживился, но что-то его сдерживало, что-то еще пугало его. Он колебался, а мы выжидали, с нетерпением поглядывая на него. Наконец, Лоран решился.
— Хорошо. Я провожу вас до его дома, но сам заходить не буду. Только провожу вас и сразу уйду. Мне нельзя…
— Сойдет, — согласился Жан. — Веди!
До лачуги «известного всем» старика мы добирались минут двадцать быстрым шагом. Я уже взмок и тяжело дышал, не лучше выглядел и Жан, пот градом катился по его покрасневшему лицу, волосы взмокли, одежда пошла темными пятнами. Да, со стороны выглядели мы не очень здорово. Лоран уводил нас все дальше от центра, дома постепенно теряли свою высоту, становились все ниже, будто врастали в землю, теряя при этом былую отделку, рамы и штукатурку, да и все вокруг выглядело несравненно убого и ужасно. Однако на улицах по-прежнему было много людей, иные провожали нас удивленными взглядами, некоторые даже пускались нам вслед, но пары слов, брошенных Лораном, хватало для того, чтобы остудить их пыл и прекратить преследование. Чего уж он говорил им на своем наречии, было известного одному только Богу!
Когда, наконец-то, мы оказались поблизости от заветной двери, Лоран остановился и ткнул рукой.
— Здесь!
Вслед за единственным брошенным словом он протянул раскрытую ладонь, в которую Жан вложил сложенную купюру в двадцать долларов. Бешеные, должен заметить, по конголезским меркам деньги. Ладонь сжалась, и зеленая бумажка мгновенно исчезла в кармане штанов нашего знакомого.
— Его зовут Старик Самбе. — Неожиданное денежное богатство видно здорово повлияло на Лорана, раз он выдал еще один обрывок информации. — Но я вам ничего не говорил, — спохватившись, добавил он, и не успели мы ничего сказать, как его будто сдуло ветром. Мы несколько секунд постояли под дверью, приходя в себя и восстанавливая дыхание, затем постучали и вошли.
Это была бедная лачуга, с земляным полом, без каких бы то ни было перегородок, было грязно и вонюче, впрочем, к этой последней детали я начал уже привыкать, это ж была визитная карточка всего Конго. Посреди комнаты, у стола на ободранном плетеном кресле восседал древний старик, черный и очень сморщенный, с совершенно белыми, редкими волосами, вьющимися прядями спадавшими ему на плечи. Когда мы вошли, глаза его были закрыты, и казалось, что он спал глубоким сном. Невысокого роста женщина стояла за тем же столом и что-то толкла в ступе. Бросалась в глаза ее крайняя худоба, да была она к тому же еще и калекой, когда-то и где-то потерявшей левую руку. На полу лежали две грязные циновки, да в углу высилось некое подобие стеллажа, заставленного всевозможными банками с какими-то травами. Вот и вся обстановка. Негритянка даже не оторвала глаз от ступы и продолжала заниматься своим делом. Жан кашлянул, я неловко переминался с ноги на ногу и помалкивал, впрочем, как и все остальные. Внезапно старик открыл свои глаза и обратил взор прямо на нас, и тогда мы увидели, что глаза его столь же белы, как и волосы: старец был абсолютно слеп.
— Я знал, что вы придете, — необычайно ясным голосом сказал он по-французски.
— Простите? — удивился Гебауэр. — Вы нас ждали?
— Мне было видение. Майомберо вели вас…
Когда он говорил, лицо его было похоже на маску, казалось, что на нем не двинулся ни один мускул, никакой мимикой не сопровождались его слова, и только незрячие глаза пугали своей отрешенностью.
— Майомберо? Да, мы где-то уже слышали про них, — протянул Жан.