— Ох, Витек! — не переставая улыбаться, произнес я, — Давай потом, а? Я так счастлив, что вернулся домой, что жизнь такая прекрасная и удивительная! Давай отложим все на потом. Я обязательно все расскажу, только не сейчас, ладно?
И мой понятливый приятель не стал более настаивать.
— Старик, мы тут всякой еды купили, у тебя ж в холодильнике, скорее всего, «мышь повесилась»? — Витька подмигнул мне в зеркало заднего вида.
— Это уж точно! — согласился я.
— Ну, мы с Татьяной обо всем позаботились, тебе с дороги отдохнуть надо, в себя прийти.
Катька всю дорогу ехала, вцепившись в меня, будто боялась поверить, что я и в самом деле вернулся. Татьяна была более сдержанной, видимо не зная, как себя вести, учитывая обстоятельства, предшествовавшие моему отъезду. В какой-то момент, поймав на себе ее нерешительный взгляд, я взял ее ладонь и больше не выпускал до самого дома. Она счастливо улыбнулась, положила голову мне на плечо и так и ехала, прижавшись ко мне.
У подъезда мы распрощались с Виктором, он не поддался на уговоры подняться и, чтобы не мешать полному воссоединению семьи, моментально ретировался восвояси.
Поднимаясь в лифте, мы молчали. Лишь перед остановкой на этаже Катюшка попросила дать ей ключи, и как только двери лифта открылись, выскочила на лестничную клетку. Мы с Таней чуть замешкались при выходе, а она открыла дверь, пропуская нас вперед, и я галантно уступил дорогу Татьяне. Катька схватила меня за куртку, подтянулась на цыпочках и шепотом спросила: — Теперь мы снова будем все вместе? Как раньше? Ведь, правда?
— Правда, вместе и всегда, — шепнул я ей и поцеловал в макушку.
Остаток дня я провел, купаясь в тепле и ласке семейного очага. Мы поужинали наскоро приготовленной, но такой знакомой, привычной и вкусной едой. Девчонки мои щебетали вокруг, пытаясь мне угодить, так что под конец я чувствовал себя чуть ли не падишахом. Но и сам я не скрывал своих чувств, постоянно заявляя, что очень счастлив и всем доволен. Вечер пролетел быстро и незаметно. Катюшка, распираемая счастьем, наконец, утомилась, и мы вдвоем уложили спать нашу милую принцессу.
На кухне, Татьяна подошла к окну и, глядя в надвигающуюся ночь, проговорила: — Какое счастье, что ты вернулся, мы места себе не находили, я боялась, что никогда больше не увижу тебя.
Я подошел к своей бывшей жене, обнял ее, осторожно развернул к себе и поцеловал.
— Давай поженимся! — прошептал я. — Прости за то, что мучил тебя столько лет, я очень люблю и тебя и Катю.
Таня уткнулась мне в плечо, я почувствовал, как рубашка промокает от слез, и услышал столь долгожданное: — Я тоже этого хочу, я тоже тебя люблю.
Время остановилось для нас, вернув давно забытые, но столь дорогие сердцу эмоции и чувства. Я страстно целовал свою жену, пытаясь насладиться упоительным чувством нежности к ней, и с каждой минутой все дальше и дальше удалялся в небытие весь пережитый мною кошмар. Мы как-то естественно переместились в спальню, и отдались нашей любви всецело, без сдержанности и стеснения. Мы утонули друг в друге, трепетно и вожделенно, словно заново открывая себя нашим чувствам, нашей страсти.
Счастливые и уставшие, лежали мы, тесно прижавшись друг к другу, и Таня, нащупав чудовищный рубец на моем боку, включила ночник и так и осталась сидеть молча, утратив дар речи.
— Тань, — нарушил я молчание, — пойдем на кухню, и я тебе все расскажу.
Мы перебрались туда, и там мне предстояло вновь и, надеюсь, в последний раз, вернуться в недавнее прошлое.
— Тань, мне очень жаль, но Жан погиб… я похоронил его в африканских джунглях…
Глаза моей жены округлились и наполнились влажным, мутным недоверием.
— То есть, как это — погиб? — пролепетала она.
И я рассказал ей всё от начала и до конца, с того момента, как зловещая кукла попала в наш дом, и заканчивая исповедью Мабобо. Не стал упускать никаких жутких, разрывающих душу подробностей, поскольку понял, что мне нужно все это высказать в последний раз, чтобы уже навсегда загнать этот кошмар в самый дальний уголок своей памяти, и более к этому не возвращаться. Татьяна не проронила ни слова, лишь изредка стискивала мою ладонь в своей и тяжело вздыхала.
По окончании истории я признался ей: — Милая ты моя, я очень много пережил за это время, и очень многое понял, и если ты сможешь, то прости меня и прими.
— Я тебя уже давно простила, собственно, никогда зла на тебя и не держала. Мне жаль Жана, он был прекрасным человеком и заслуживал долгой счастливой жизни, со всеми ее прелестями, любовью, ссорами, радостью рождения детей и, естественно приключениями. Жаль, что господь уготовил ему другую участь.