— Мне обязательно надо взглянуть на нее. А пока у меня нет такой возможности, Жан, расскажи мне еще раз, только очень подробно, как ты её заполучил.
И француз вновь повторил свой рассказ. Когда он дошел до последних слов умирающего старика, Коломейцев перебил его:
— Он точно сказал «Педро»? Ты отчетливо услышал это слово или может быть, он произнес «Петро»?
— Ну, разница, мне кажется, не велика, — Жан почесал затылок. — Он же еле артикулировал. Мне показалось «Педро», но сейчас я думаю, что имя уж больно не типичное для Центральной Африки.
— Вот именно! — с видом победителя воскликнул профессор. — Должен вам сказать, что существует два вида Вуду: первое, Рада — это Вуду семейных духов, мирных и счастливых, а второе — Петро — это черная магия, получившая особое распространение в Конго. Это смертельные проклятия, зомби и прочая нечисть. Думаю, Жан, что твой старик имел в виду именно «Петро», и перед смертью он хотел предупредить тебя. Станислав, когда вы сможете показать мне куклу?
Я растерянно смотрел то на профессора, то на Жана.
— Вот спасибо, обрадовал, так обрадовал! — мрачно произнес Гебауэр.
— Да завтра же я покажу ее вам! Вы лучше скажите, что мне-то делать? — в который уже раз воскликнул я.
— Дело не в вас, а в кукле, — задумчиво проговорил профессор. — Если основываться на вашем рассказе, а я надеюсь, что не пропустил ни одной детали, то смею предположить, что данная кукла Вуду была изготовлена как вариант некой мести, для чего, естественно, ее наделили невидимой, ужасной и таинственной силой, способной в любой момент вмешаться в человеческие дела.
— Бред! Сумасшествие! А может, все не так страшно? — с надеждой в голосе спросил я, подняв глаза на профессора. — Мало ли какие бывают совпадения! Сами же знаете, что множество любознательных туристов покупают подобные куклы в качестве сувениров, но ничего же с ними не случается!
— Напрасно вы так считаете, молодой человек, — хмыкнул профессор. — Любая, даже самая примитивная кукла, производимая тамошними умельцами для продажи как сувенир, обладает своей силой. Причем действие ее во многом зависит от владельца. И поверьте, мне известны случаи, когда самая обычная кукла, купленная туристами и подаренная ими по возвращении на родину своим друзьям, «просыпалась» от пренебрежительного отношения к ней и одаривала их серьезными неприятностями.
— Вы полагаете… — вступил в разговор Жан, но профессор не дал ему закончить.
— Я полагаю, что мы имеем дело с серьезным духом, пробужденным к проведению действий, и они, эти действия, далеко не шуточные!
Мы все надолго замолчали, погрузившись каждый в свои мысли.
— Боже мой! — прервал молчание Жан. — Таня никогда не простит мне этого, если узнает. Я подвел всех. Скорее всего, и она попала в больницу из-за этой куклы. — Жан обхватил голову двумя руками и закачался из стороны в сторону.
— Куклу надо нейтрализовать! — заключил Коломейцев. — Но задача эта кажется мне не простой, и может оказаться очень опасной. Однако не будем торопиться, мне, для принятия окончательного решения, надо ее увидеть.
— Когда я могу это сделать? — Когда тебя так запугают, то поневоле будешь готов на все.
— Делать вам ничего не надо. Мне ее нужно увидеть. Постойте, Вы же сами сказали, что покажете мне её завтра, — с недоумением глянул на меня Петр Степанович.
— Да что ее показывать, — раздраженно сказал я, — ликвидировать надо это чудовище и дело с концом, причем не позже, чем завтра!
— А вот это еще вопрос, — профессор как-то оценивающе оглядел нас, потер уставшие глаза ладонями и огорошил несуразным для ученого человека заявлением, — Думаю, господа, придется ехать в Африку и искать того, кто сделал эту куклу.
— Что-о?! — я едва не потерял дар речи. — Да вы с ума сошли! Кто и кого будет там искать? И главное, где это «там»?
— Торопитесь, молодой человек, торопитесь! Вопросы есть, ответы поищем. Но, имейте в виду, ваше присутствие «там», как вы изволили выразиться, просто необходимо. А вот кто еще будет с вами, кто будет вас сопровождать, это уже следующий вопрос.
— Петр, — вмешался Жан, — в самом деле, неужели нет других вариантов?
Коломейцев закрыл лицо ладонями и погрузился в молчание. Мы напряженно ждали, а он будто испытывал наше терпение, что-то шептал беззвучно, что-то чертил на бумаге и подсчитывал, пока, наконец, не заявил: