«Я что, жалею его?» — подумал я. — «Вот уж не ожидал от себя, что способен пожалеть исчадие ада.» — А вслух сказал, усаживая куклу на сумку:
— Ну, как дела? Проголодался? Я бы тоже не отказался чего-нибудь съесть, да вот проблема, — в Москве пробки, так что тащиться нам с тобой еще как минимум часа два.
С некоторых пор я начал контролировать свои мысли, упрятывая истинные размышления за произнесенными вслух, поскольку опасался, что кукла может принять к действию неосторожно брошенные слова.
Машина, идущая впереди снова встала, и в очередной раз пришлось резко нажать на тормоз, а мимолетно брошенный в сторону взгляд ухватил вдруг огромных размеров рекламный щит, занимавший стену дома. На нем была изображена Госпожа Мегера собственной персоной, в полный рост, в некой зазывной позе, а надпись внизу гласила: «Новый сериал КОКОША на экранах этой осенью!» И поскольку на данном этапе моего пути я не двигался вовсе, то смог хорошенько разглядеть бывшую, как я начинал понимать, подружку Жана. Она была стройная, грациозная и, я бы сказал, миловидная, если бы не явно выраженное стервозное выражение лица. На рекламном плакате её глаза были красивыми и ясными, но я помнил их презрительно сощуренными и смотрящими злобно и исподлобья. Губы ее казались чувственными и соблазнительными, но всего лишь каких-то полчаса назад они были сжаты в тонкую полоску, деформированную от гнева. Её каштановые волосы, ни слишком короткие, ни слишком длинные, роскошные и шелковистые, были красиво уложены, но в моей памяти они остались растрепанными и торчащими во все стороны. Она могла быть хорошенькой, но была законченной стервой, и это был уже окончательный диагноз.
Внезапно в кармане зазвонил мобильный, а в движении явно наметился прогресс, поэтому, когда я нажал кнопку принятия вызова, щит остался уже позади.
— Стас, это я, — раздался голос Жана.
— Что, уже соскучился?
— Просто хотел извиниться за столь нелицеприятную сцену, свидетелем которой ты стал.
— Да брось, Жан! Ты-то тут при чем?
— Надо было давно с ней разобраться, но я проявил некое малодушие, сначала, правда, не отвечал на звонки, потом болел, как ты знаешь, а она все звонила и звонила, ну, а потом было уж и вовсе не до нее. Чертова лицедейка! Считает себя великой актрисой, а снимается в дешевых сериалишках.
— Да не забивай ты себе голову! Она еще пригодится, чтобы забить и не такой ерундой. А мы вот с Бакой до сих пор на Садовом, тут пробка просто нескончаемая.
— Надо было оставаться у меня, я же тебе говорил. А то я тут сижу один, вспоминаю события последних дней, а потом и эту… Так не кстати все! Ох, и надоела она мне, как вы русские говорите, хуже горькой редьки.
— Да гори она синим пламенем, Жан! Не сегодня, так завтра улетим, может все и утрясется само по себе.
— Будем надеяться! Ладно, Стас, еще раз извини, до завтра.
— Пока! Не переживай! Все будет нормально.
До дома я все-таки добрался гораздо быстрее, чем ожидал, пробка рассосалась самым неожиданным образом и оставшуюся часть пути мы пролетели с ветерком. Я прошелся по пустой квартире, принял душ, потом на скорую руку приготовил себе легкий ужин и позвонил Катёне. Тихий, спокойный вечер, как будто и не было в моей жизни всей череды событий, толкающих меня на отчаянную поездку вглубь неизвестного, чужого и враждебного мне континента. Не позже одиннадцати я лег спать и проспал без сновидений до самого утра.
Ровно без десяти двенадцать мы с Жаном были по адресу Симферопольский бульвар, дом семь «А». Гебауэр, конечно, предупреждал меня, что конголезское посольство несколько необычно, но я и предположить не мог насколько! Оно размещалось на первом этаже обычной жилой девятиэтажки, в третьем подъезде, и если бы я этого не знал, то долго плутал бы в поисках привычного для таких заведений особняка. Мрачного вида чернокожий охранник долго вертел наши документы в своих огромных ручищах, после чего переписал данные в засаленный талмуд и пропустил внутрь. Посольство выглядело не просто бедным, оно казалось натуральной дырой. Это были две обычные трехкомнатные квартиры, соединенные в одну и переделанные под офис. Мебель была старой и обшарпанной, стены грязными, повсюду валялся мусор, видимо экономили даже на уборщице. Кроме встретившего нас охранника, кажется, во всем помещении было еще только два сотрудника. Один из них, высокий толстый африканец, занимался нами, что делал второй, худощавый, но с необыкновенно круглым лицом, я так и не понял, за все время нашего пребывания там он, не отрываясь, задумчиво смотрел в окно. На обшарпанной стене криво висел прибитый гвоздем портрет какого-то свирепого негра, — президента республики, — как позже объяснил мне Жан, распечатанный на принтере на обычном листе бумаге формата А4.