Выбрать главу

Прибитый этой новость, как гвоздем к стенке, он только и смог сказать: «Извините, я перезвоню». А в ушах ещё долго слышалось: «Ой, мы так его хорошо проводили, так хорошо… Такие поминки были… И народу было, народу… И такой хорошенький лежал, такой беленький, вот как заснул…»

Он хотел пережить всё это в одиночку и закрылся в кабинете, и пил всю ночь. Поздним утром в дверь постучали — это была мать. Он вернулся на диван и укрылся пледом с головой, сейчас он не хотел видеть даже ее. Но мать ничего не спрашивала, только положила на голову теплую руку. И тогда он заплакал. Обо всем сразу. Она восприняла это спокойно: «И правильно, и хорошо, и поплачь…», а потом испугалась и всё повторяла: «Ну что ты, сын, что ты… Скажи, где болит? Может, врача вызвать?»

— Нет-нет! Ничего не надо! Мама, ты помнишь, тебе звонили тогда, в августе? Помнишь, что этот человек сказал тогда?

— Как не помнить? Там и помнить нечего, он сказал всего одну фразу: «Мадам, вы меня не знаете, но должны верить — ваш сын жив и скоро сам объявится». Я кричу ему: «Скажите, что с ним?», а он снова повторяет: «Мадам, вы меня не знаете…» Видно, боялся говорить…

— Это Толя… И ничего он не боялся! Он проехал пятьсот километров только для того, чтобы сказать тебе это… Умер он… Понимаешь, зимой умер, а я только сейчас об этом узнал… Давай помянем его, мама.

— Обязательно, сыночек, обязательно. Но потом, потом… Сегодня ты уже напоминался…

Он вышел к обеду, и все были предупредительны и сторожили каждое его движение, каждый взгляд, каждое слово. Но он, погруженный в себя, молчал и потому не сразу понял, что разговор за столом затеян был для него:

— Вот столько приглашений, все хотят видеть недавнего узника… И журналисты, журналисты… Да-да, сегодня вечером… Ещё два дня назад приглашали… И ресторан заказан… И не мы это затеяли, и не Антон, кто-то из доброхотов расстарался… Нельзя отказаться, надо уважить людей, они ведь тоже переживали…

И он, как мог, постарался смягчить отказ:

— Нет, нет, ещё не со всеми детьми увиделся… Вот старший должен на днях прилететь… Зачем посторонние люди, когда привезут внучку, маленькую такую девочку…

Вот-вот, привезут крошечную девочку! Да у него заранее от какого-то странного чувства, умиления, что ли, щипало в глазах…

Тогда для уговоров была выдвинута тяжёлая артиллерия — позвонил Антон: «Слушай, ты что там хандришь, а? Неделя прошла, пора выходить в люди… А то как ни позвоню, говорят, отдыхает… Понимаю тебя, старик, но теперь-то никто не отберёт… Пора другими делами заняться. Я вот всё отодвинул на потом — анализы, больницы и разную другую хренотень… От родственников отбился, теперь надо другим показаться, прессе сказать несколько слов, людей поблагодарить… Ты знаешь, сколько у нас с тобой теперь друзей?»

А он, как заведённый, всё отнекивался: «Нет, Антон, нет» — «Да что нет? Женам надо устроить праздник, они заждались» — «Ну, что за срочность такая? Ты ведь болеешь? Слышу, сипишь! Выздоровеешь, вот тогда и отметим» — «Ерунда, просто снега наелся… Знаешь, какой вкусный!» И вот тут он сдался: хорошо, чёрт с тобою!

И не совсем понимал, чему так обрадовались домашние. Лина тут же разложила на банкетке костюмы, выставила в ряд штиблеты: «Вот, смотри, серый, ты его всего два раза надевал. И к нему сорочка, хлопок — совершенный шелк. Или этот синий, но боюсь, он будет на тебе болтаться. Надо было все-таки съездить, купить новый…» — «Зачем костюм, да ещё и галстук?» — ворчал он. — «Не хочешь, не надевай… Но я думала, все-таки торжественный ужин… И потом пусть все видят, что у тебя всё в порядке» — «А у меня… у нас всё в порядке?» — повернулся он к ней. Лина виновато улыбнулась и подняла руки обнять, он перехватил, поцеловал пальцы… Всё перебил звук рингтона.

«Это твой! Ты поговори, поговори! — выскользнула из рук Лина. — Я сейчас, сейчас вернусь, пойду, посмотрю ещё сорочки, к синему костюму надо чуть-чуть другого тона». И, досадуя, что забыл отключить, он взял в руки телефон: номер не определялся, но кнопку он зачем-то нажал.

И незнакомый голос без представлений, приветствий и предисловий произнёс: «У вас сегодня намечается публичное мероприятие, мы не рекомендуем вам принимать в нём участие» — «Я понимаю, что нахожусь под гласным и негласным надзором полиции. Но вот что я под домашним арестом — это для меня новость!» — разозлился он. — «Нет, вы совершенно свободны и можете в любое время покинуть пределы страны, только постарайтесь сделать это без шума. И, как дорожащий свободой человек, должны понимать: устраивать какие-то торжества, встречаться с журналистами — это более чем неуместно и неблагоразумно. Постарайтесь объяснить это и другим. Завтра через адвокатов вам будут переданы наши требования и ряд условий. И вы обязаны будете соблюдать…»