Заговор
Василий Петрович любил состояние «нигде». Нигде — это когда ты в дороге. От жены к любовнице. От любовницы на работу. С работы — домой. Иннокентий — его бессменный водитель, прекрасно это знал, и потому всегда старался ехать уверенно, но не быстро. Шеф с удовольствием ловил медитативные мгновения спокойствия, пока бронированное авто плавно перемещалось сквозь городское пространство.
На долгом светофоре, ловко лавируя между машинами, занимающими несколько полос, к окну Ленд Крузера Василия Петровича подошел карлик. Гражданин был зачуханного, но вполне приличного вида: потрепанная дубленка, вязаный шарф, кожаная кепка. Он настойчиво постучал в тонированное стекло. В Василия Петровича уткнулся яростный сверлящий взгляд незнакомца.
— Цветочки блядям своим купи, командор — просипел карлик и помахал букетом подвядших белых гвоздик перед лицом пассажира.
Василий Петрович недовольно отвернулся от окна, а через мгновенье наглого пришельца уже скрутила охрана.
— Аааа, пустите инвалида! За что? — орал мужичок. — Командор, прикажи своим хуилам отпустить. А я подарю цветочки твоим блядям. Бесплатно.
Василий Петрович махнул рукой, охранники пнули карлика в сторону тротуара. Белые цветы рассыпались по дороге. Светофор мигнул желтым и вереница машин заструилась по шоссе. Неожиданный инцидент нарушил целостность состояния «нигде», и настроение у Василия Петровича испортилось.
Дома он скупо поздоровался с женой и заперся в своем кабинете. Налил полстакана виски, выпил залпом и достал старый фотоальбом. Листать пришлось недолго — черно-белая, выцветшая в сепию, фотка сослуживцев нашлась быстро. С фотокарточки из прошлой и совсем чужой жизни на Василия Петровича смотрели сотоварищи по военной службе. Один из них, нагло ухмыляющийся в камеру паренек, очень напоминал сегодняшнего карлика с гвоздиками. Сотоварищ пропал без вести в ходе большой боевой операции. Тогда в суматохе полувойны особо никто не стал разбираться: погиб ли, дезертировал или взят в плен. Василий Петрович хмыкнул, захлопнул альбом и подлил себе еще немного скотча.
— Васенька, что-то случилось? — жена считывала намеки на тревожные мысли у супруга не хуже борзой, почуявшей зайца издалека. — Завтра к нам Соколовские в гости, ты помнишь? Твой костюм я из химчистки забрала. Может чайку?
— Нина, прошу тебя, не забивай мне голову своей ерундой.
Василий Петрович с плохо скрываемым раздражением проследовал в свою спальню.
На следующий день он попросил Иннокентия сразу же после утреннего совещания отвезти его к любовнице. Что-то бередило изнутри спокойствие матерого функционера, он явно чувствовал какой-то подвох, созревающий в быстро меняющемся пространстве вариантов. Но понять откуда повеяло опасностью не мог. Это нервировало и более того — раздражало.
Переступив порог обширного пентхауса своей подруги, Василий Петрович сразу же заорал:
— Люба, откуда у тебя это?!
— Что именно, дорогой?
— Это! — его указательный палец буравил воздух в направлении керамической вазочки, из которой озорной россыпью торчал букет отборных белых гвоздик.
— Так ваза, Васенька. Мы же ее с тобой на распродаже во Флоренции купили. Не помнишь?
— Хуяза, — челюсть Василия Петровича заходила ходуном, — откуда цветы я спрашиваю?
— Так купила. Васечка, купила по дороге…
— По какой, блять, дороге? Где? Где ты их взяла? — орал пожилой ловелас.
— Васечка, ну как. По дороге. На перекрестке у мужчины. Знаешь, невысокий такой, — лепетала Люба.
Раздраженным Васечку Люба видела всего два раза в жизни. Первый — когда из чисто женского любопытства, под видом посетительницы она пришла в салон его жены. А второй происходил прямо сейчас. Василий Петрович подбежал к трюмо, на котором стояли цветы, неловко выхватил их из вазы и попытался сломать в истерическом порыве. Это у него получилось плохо — гвоздики оказались весьма стойкими к внешним повреждениям.
Когда Василий Петрович пришел в себя, он обнаружил, что неистово трепет огрызками бывших цветов по столешнице трюмо. Люба в позе картинного ужаса выглянула из-за угла.
— Василий! Объясни, что происходит? — робко потребовала она.
Василий Петрович удивленно посмотрел на зеленые пакли в его руке, швырнул их на пол и стремительно вышел из апартаментов, где проживала его альтернативная любовь.
— Вася, ты куда? — заламывая руки, спросила она.
— Не звони. Сам позвоню.
Во дворе его привычно ждал водитель.
— Что-то быстро…
— Вылезай! Сам поведу, — сухо проинформировал Василий Петрович Иннокентия.
Тот пожал плечами и молча вышел из машины. Через десять секунд Василий Петрович уже во всю мчался по трассе. Он не заметил, что под мигающий желтый на перекресток выполз неуклюжий огромный мусоровоз.