Отобрать монастырские земли – у кого часть, у кого – полностью – велел московский боярин Иван Васильевич. Позвал к себе, и тихо, да приказным тоном велел записать – у кого сколько забрать. Не решился Симеон Бекбулатович возражать. Понимал, в чём причина, Иван Васильевич хочет побыстрей казну наполнить. Сказать же, что перепродажа земель этих толку не даст, после десятилетия войн и опритчины земля народом оскудела - покупать ныне некому, не отважился.
– Скоро год, как ты на Москве сидишь. С каждым днём к тебе всё больше людей склоняются. Пора решаться. Боярин московский беспокоиться стал, думал, у тебя всё кувырком пойдёт, а выходит наоборот. Собирает людей своих, чтобы крёстный ход устроить, его назад на престол звать. Мол, не хотим крещёного татарина, ты нам люб. Слухи до меня доходят, что скрипеть его людишки-то стали. Деньги, и немалые, за участие в крёстном ходу просят. Народ-то московский прост, вперёд не загадывает, одним днём живёт. Целковый покажи – и он побежал, не думая, чем ему это целковый завтра выйдет. Время действовать наступает.
– К чему ты клонишь? – спросил Симеон. Впрочем, он знал, «к чему». Но хотел услышать это из уст Ильи.
– У тому, что люди смертны. Особенно те, которым никто не верит.
– Не выйдет. На меня первого укажут.
– Неужели я так глуп? Московский князь не от ножа, а от тяжёлой болезни помереть должен. Ему уже хорошо за сорок, всякое случиться может.
Симеон молчал так долго, что Илья не выдержал:
– Что-то не пойму тебя. Другие мысли есть?
– За своих боюсь.
– Не пойдёшь – бояться не будешь? Али забыл, скольких бояр он погубил вместе с семьями? Детей малых не жалел. За малую провинность с людей живьём кожу сдирал. При нём ни в чём нельзя быть уверенным. Ты, прямой потомок Чингиз-хана, боишься ему слово сказать – прости меня, господи за скверность такую с уст сорвавшуюся.
Илья уколол в самое болезненное место. Да, Симеон Бекбулатович – прямой потомок Чингиз-хана. Его дед – Ахмат, хан Большой Орды, выдавал ярлык на царствование Ивану третьему Васильевичу, деду нынешнего московского боярина Ивана Васильевича, до прошлого года – Ивана четвёртого. Как всё изменилось с времён его деда!
– Подбирай выражения!
– Прости, Великий князь. Перешагни через сомнения ради сына. Неужто тебе это боярин московский люб?
– Мне Иван Васильевич плохого не делал…
– Что ты всё на себя переводишь?! Ты посмотри, что на Руси твориться! Она в руках его билась и истекала кровью, как заяц в когтях у коршуна! Вспомни, что он с Великим Новгородом сделал! Сжёг собственный город, который ему четверть казны наполнял! Убитых столько было, что Волхов из берегов вышел! Вспомни, как он народ московский на растерзание Дивлет Гирею бросил! На нём грехов больше, чем на сосне иголок.
– На помазаннике божьем не может быть грехов…
– Помазанник? Был помазанник, да солживил он своё помазание. На кресте да на Святом Писании клялся заповеди христианские блюсти. Ныне же кто-нибудь возьмётся считать, сколько раз он нарушал богом данные заповеди? Не далее, как о прошлом годе Иван Васильевич солживил своё помазание в очередной раз, женившись на пятой жене. Разве можно христианину пятую жену иметь? Этот помазанник патриарха Филарета с монахами заживо в христианском храме сжёг. Ты о земле русской подумай. Если она в таких руках останется, прахом пойдёт.
Илья неожиданно перешёл на шёпот.
–Ты думаешь – потомок Рюрика ровня потомку Чингиз-хана? Срамота. Кто это Рюрик был? Заезжий князь варяжский, ничем себя не прославивший, токмо и знаем, что народишко в своём уделе успокоил, и сидел в нём безвыездно до скончания дней своих. А Чингиз-хан полмира к ногам положил. Чуешь разницу? Так кто из вас родовитее? А ты ещё и о сыне своём, Фёдоре подумай – кем он будет? По отцовской линии – прямой потомок Чингиз-хана, по материнской - кесарей византийских Палеологов. Ну, и того самого Рюрика, о котором мы ничего не ведаем. Родовитее не бывает – ты хоть всю Европу обшарь. Вот кому самим богом предначертано государем на Руси быть.