Выбрать главу

             Интересно, испытывала ли ожившая кукла боль? Не боль от пореза или от удара – ясно, что простая боль была ей недоступна. Но ту боль, что испытывал ЗАГРЕЙ постоянно, едва разлеплял глаза – ночью ли, утром,  не важно,  могла ли кукла ее ощущать? Боль просыпалась вместе с ЗАГРЕЕМ, глухая, нудная, ее можно было терпеть, ибо она не была чрезмерной, но иногда сводила с ума, и тогда хотелось кричать, выть, кусаться. Или убить кого-нибудь, неважно    кого. Определить, где гнездится боль, было невозможно. Она просто была, где-то внутри ЗАГРЕЯ, фантомом бродила по телу, вспыхивала то там, то здесь, и исчезала, едва он пытался прислушаться к ней и определить очаг. Но стоило перестать вслушиваться в себя, как боль возвращалась, торжествуя, она наносила удар, а потом постепенно стихала, но никогда не исчезала насовсем.    

            Вода в умывальне была желтой и пахла болотом. Кран не закрывался, и вода текла всегда, уходя не в сток, а в трещину в стене. Вода была не холодной и не теплой, немного жирной на ощупь.  Неодетый, закутанный во влажное полотенце, ЗАГРЕЙ присел он к столу. Старинный светильник изогнулся бронзовым телом, как живое тело  перед Венериным спазмом. В носике светильника  тлел желтый огонек,  жидкость из огненной реки за ночь не успела иссякнуть. За день  светильник наверняка выгорит. Значит, следующей ночью у ЗАГРЕЯ не будет света, потому что сегодня за огнем он не пойдет.  ЗАГРЕЙ подумал о предстоящем дне с отвращением, о лежащим за днем нынешним «завтра» – без желания. Они его не манили, потому что не обещали ничего. Перед ЗАГРЕЕМ лежала раскрытая тетрадка и перо. Чернила были невидимыми. Но ЗАГРЕЙ умел читать написанное симпатическими чернилами. Тетрадь была исписана уже до половины, и каждая страница не закончена.

            На стене напротив висела картина. Белые струпья краски прорастали из струпьев черных. Изумрудная вода отражала небо. Небо было лиловым. По острым скалам, раня белые нежные ступни, ходил человек в белой хламиде и разбрасывал жемчужины. Они падали в воду и становились каплями крови. В воде плавала нагая женщина и предавалась любовным утехам с морским лупоглазым чудищем. Бледный длинный язык чудовища обвивался вокруг шеи любовницы. Женщина запрокидывала голову так, что глаза ее смотрели на зрителя. Руки женщины ухватились за роговые гребни на спине твари, ее полные ноги сдавливали скользкие бока монстра.

            Внизу холста была краткая подпись. «Вин», – значилось на холсте. Странное имя для художника. Но даже его живописец забывал после того, как ставил подпись.

– Мерзкая картина, побыстрее бы ее забрали, – сказала Прона.

 Она сварила кофе. Кофе у нее всегда получался горький. Не просто горький – наигорчайший. И сколько сахара ни клади – сладости почувствовать невозможно. Но все же ЗАГРЕЙ  пил ее кофе. Морщился, но пил. Другого попросту  не было.

             – А мне нравится, – сказал ЗАГРЕЙ, разглядывая картину.

            – Этот придурок в белом похож на моего супруга, – фыркнула Прона.

            Он смотрел на Прону и думал, любит ли он ее? Но никак не мог определить, что понимать под словом «любить». Что-то не складывалось. Он любил и не любил. Хотел, чтобы она немедленно убралась из его комнатушки, и мечтал, чтобы осталась. Глядя на Прону, он думал всегда только о себе. Потому что думать о ней было трудно,  вернее – невозможно. Он не знал, как она относится к нему, он даже не надеялся, что он ей нравится. Скорее всего, она никак к нему не относится. Много раз он пытался спросить, но слова застревали в горле. Не надо спрашивать – пусть все будет, как есть. Она приходит и остается. Потом уходит. Каждый существует отдельно от другого. Нельзя зависеть от другого... Он вспомнил куклу в колодце двора, захотелось вернуться и бросить ей хлеба. Но ЗАГРЕЙ остался сидеть. 

            И вдруг сказал, сам не зная зачем:

            – Ты не любишь мужа.

            – И за что мне его любить? – тут же вспылила она. Он заметил, что в последние дни она не может разговаривать ровно, все время кричит, все время на взводе. Значит, скоро исчезнет. А ему опять ждать. –  Он украл и изнасиловал меня. А потом сделал своей женой. Надо же, какая милость! За нее мне с ним никогда не расплатиться! Даже если я буду изменять ему с каждым встречным.