— Паспорт германский. Немецкий. Бундес. Дейтчланд. Джормени.
Одни пухлые пальцы спрятали мои вещи в карманы, другие пухлые пальцы начали листать паспорт:
— Так… Это что?.. Батюшки! Кения?..
— Да, на сафари, — поспешил я ответить, чувствуя себя без паспорта деморализованным.
— Хм… Денег, наверно, немерено стоит туда поехать? — Капитан уставился на меня, а я осекся, вспомнив Вашу заповедь: «всегда прибедняться — студент, сирота, в Германии ни денег, ни имущества нет и не было» — и ответил:
— Да, в ресторане… официант…
— Это что, практика, что ли, типа?
— Да, практика типа.
— А это — Австралия… Что, и в Австралии тоже работал?
— Нет, заграничный семестр. Все студенты… один семестр… быть там, где язык, — заторопился я, не успевая слепить фразу.
— Ясненько… О, Израиль… А там что?.. Работа или практика? — с язвинкой спросил капитан.
— Там боже мой рождался-родился.
— А, ну да… Туризм, значит… И все полгода туристовали? Регион-то опасный, огнеёмкий… — И он скосился на меня (поворачивать шею не мог, стоял как стоял, только глазами крутил).
Антоша вставил:
— Он в бюро всё фотковал, на диктофон писал. Выслеживает чего-то. Может, экстремал какой?
Капитан усмехнулся, похлопывая моим паспортом по своей голубой от сала ладони:
— Чего у нас выслеживать, окстись!.. — и я с тревогой увидел, как паспорт исчез во внутреннем кармане мятого кителя. — Разберёмся… Сам-то как, Антош? — спросил капитан, пытаясь оглядеться (брюхо поворачивалось за телом, как чужое полушарие, живущее собственной жизнью).
— Да так… Стоим пока тут… до лучших времён…
— Доживём ли, Антоша?.. Худшие чтоб не наступили!.. — Похлопывая себя по карманам, капитан зашевелился и сделал рукой вертящий знак в сторону машины — «заводи мотор!» — а мне сказал: — Товарищ прошёл к автотранспорту!
Я не понял:
— Какой товарищ прошёл?
— Вы. Идите. Прошу.
Антоша нам в спины тихо сказал:
— У него в карманах еще много чего реально есть, я не уточнял, права не имею, потрогал только…
— Уточним, мы на всё право имеем, — сказал капитан на ходу и, доковыляв до задней дверцы, открыл её: — Товарищ сел!
Сам он вгрузился на переднее сиденье, ногами вперед, живот втащен с помощью рук. За рулем угрюмо крючился молодой прыщавый во все щёки милиционер без звёзд на мятых погонах.
— Заводи, сержант Пьянчужников!
Сержант злоственно прошипел в ответ:
— Я Пичужников, товарищ капитан, сколько раз повторять…
— Нет, ты Пьянчужников. Запойников, Похмелицын. Как ты на Дне милиции генералу китель облевал! Как же ты не мистер Блевайло?.. Тяпунец, Пьянец… Вчера, небось, пил бормотуху с Надькой? Засадил ей в подъезде по самые ушки?
Сержант нервно завёл мотор:
— А вот это вас не касается… Ну, пил — право имею в отгул… Куда?
Капитан безмятежно зевнул:
— Вот и воняет в машине, как в хлеву… В отдел, куда еще? Наше дело — людишек свозить на правёж. А там пусть разбираются.
— Может, сразу на Лобовое место? — решил я еще раз попробовать шуткой, но капитан искоса посмотрел через плечо:
— Смотри ты!.. Лобовое… Никто палачествовать не собирается. Мобильник есть?
— Да, есть.
— Дал сюда…
— Сюда никто не дал. Это моя, я принёс…
Жирновский с натугой шевельнул корпусом:
— Принес? Ты что, через леса шёл? Может, из Прибалтики?.. Разведчик?.. Пока вы нелегально находитесь на территории России и официально не опознаны, все ваши личные вещи — это вещдоки и имущество России, ясно? Дал мобильник сюды! — Он протянул через плечо перламутровую от жира руку, куда я вложил мобильник, помня наш семинар по ЧК: органы в России нельзя злить, сердить, нервировать, огорчать или возбуждать, потому что это может плохо кончиться, так как органы правопорядка всегда правы… Даже если собаку пихнуть палкой, то она укусит, а чего удивляться, если волк загрызёт?.. Лучше сразу делать, что они говорят, и пытаться дать кому-нибудь знать, где вы, чтобы вас могли спасти… Но как дать знать?.. Куда звонить?.. Папе Клеменсу в Мюнхен?.. Папа скажет: «Пойди в полицию…» — что еще может сказать честный бюргер?.. В посольство?.. И как звонить — телефон забрали…
Капитан, чуть поворачивая шеей под тройным оплывшим затылком, разглядывал мой мобильник и, увидев в зеркальце мой расстроенный вид, сказал потеплее:
— Да вы не переживайте. Правило такое. Ничего вашего не пропадёт. Человек разберётся, слово скажет… Вы ж не преступник, не мафия?
— Нет, какое там, — встревожился я. — Я лингвист, антифашист, языковедский… нет, не мафиист, не наркотист…