— Еще бы ты не понимал. Ступай к лошадям и две седьмицы работай наравне с конюхами, — велел король. — И пусть тебя хранят боги, если я узнаю, что ты дурно выполнял свои обязанности. А пока станешь грести навоз и чистить сбрую, подумай, следует ли в другой раз разевать рот раньше, чем я спрошу твоего мнения.
Несмотря на внешнее проявление недовольства, в глубине души Конан был удовлетворен поведением сына. Мальчишка не только не по годам силен и смел, но и милосерден, что не так уж скверно для престолонаследника, ежели тот в будущем намерен разумно, без неоправданной жестокости, править страной. Стальная воля и светлая голова — еще не всё для правителя. Если у него при всём том нет живой, способной к состраданию души, толку не будет.
Киммериец обратился мыслями к лэрду Ринальду. Вообще-то он не сомневался, что мятежник не протянет долго, даже несмотря на завидный талант врачевательницы Лю Шен.
Меч вошел слишком глубоко и слишком близко к сердцу, разворотив дерзкому безумцу грудь так, что на открытую рану было страшно смотреть. Что ж, он этого заслуживал, посмев бросить вызов аквилонскому трону.
Мелкопоместный лэрд из разорившегося рода вовсе не был мальчишкой, ищущим безрассудных приключений. Опытный боец, принимавший участие во многих битвах, он прежде не выказывал склонности к открытому неповиновению. Должны были существовать весомые основания для того, чтобы теперь всё изменилось, и Конан примерно знал, в чем тут дело.
* * *Раненый снова негромко застонал сквозь стиснутые зубы, и Лю Шеи склонилась над ним, осторожно вытирая покрывшийся испариной высокий упрямый лоб Ринальда.
Со стороны посмотреть, вряд ли кто-либо догадался бы, что этого человека она ненавидит всем сердцем и желает ему скорейшей смерти. Если бы не приказ Конана, Лю Шен давно оборвала бы едва трепещущую ниточку его прерывистого дыхания. Да ей для этого и делать-то ничего было не нужно, просто оставить всё как есть. Не стараться остановить кровь, не накладывать чудодейственные бальзамы на его рапу, не смачивать поминутно эти запекшиеся от жара губы. Но Лю Шен подчинялась дисциплине не хуже прошедшего самую суровую школу бойца из лучшего королевского легиона. Ее личные чувства никакого значения не имели.
Из-под воспаленных век Ринальда по щеке сползли две крупные слезинки. Рыцарь был не просто жив, но в сознании, и мучительно страдал от боли, хотя и старался держаться предельно мужественно. Иногда, впрочем, физические страдания всё же одерживали верх даже над его волей.
Его пальцы нашли руку Лю Шеи и слегка сжали. Девушка уже хотела резко отдернуть кисть, — чего-чего, а утешать его она уж точно вовсе не обязана! — но почему-то не стала так делать, произнеся вместо этого:
— Потерпи. Я сейчас дам тебе специальный настой, чтобы ты заснул и не мучился.
Она приподняла ему голову и поднесла ко рту благодатную жидкость. Раненый жадно приник губами к краю чаши, но едва сумел сделать пару маленьких глотков, прежде чем всё его тело начал сотрясать надрывный кашель. Ринальд дернулся, вскрикнул, жидкость пролилась на белье.
— Боги, боги, — покачала головой Лю Шен, — хуже младенца…
Волны жара погрузили его в тяжелое забытье, в то время как руки и ступни оставались ледяными. Лю Шен решительно откинула простыню, чтобы обтереть тело Ринальда и притушить, таким образом, сжигающее его изнутри пламя. Если не считать стягивающей грудь тугой повязки, теперь он был полностью обнажен. Против воли девушка отметила, что Ринальд чудесно сложен — длинные сильные ноги, плоский рельефный живот, крепкие узкие бедра. Его нагота ее ничуть не смущала. Смущало другое — то, что это тело понравилось ей.
Со дня смерти своего супруга, Лю Шен ни разу не была с мужчиной. Да ей бы такое и в голову не пришло. Она слишком сильно любила Имогена, так, что ради него даже пошла против воли отца. К тому же по кхитайским законам вдова была обязана до конца дней хранить верность умершему мужу.
И уж совершенно очевидно, что смертельный враг ее господина и благодетеля в последнюю очередь должен вызывать чувства, даже отдаленно напоминающие вожделение.
Ее рука, сжимающая влажное полотенце, поднялась по ногам выше, коснувшись мужского естества Ринальда, темных завитков волос, покрывавших пах, и остановилась, уловив под собою ощутимое движение, которым плоть раненого отозвалась на прикосновение, немедленно увеличившись в размерах. А предательское воображение Лю Шен тут же нарисовало картину того, как эта плоть…
Нет, приказала она себе, не смей думать об этом! Получается, прав, прав был дорогой отец, назвавший ее самыми оскорбительными для честной девушки словами! Не зная, куда деваться от стыда и смущения, Лю Шен наскоро завершила омовение и, убедившись в том, что Ринальду вроде бы стало полегче, опустилась на колени, вознеся покаянную молитву своей богине-покровительнице.
Однако в то время как язык ее послушно и привычно произносил знакомые с детства слова, мыслями Лю Шен никак не удавалось на них сосредоточиться. Вместо этого она думала о том, что попала в очень непростую ситуацию. Если Ринальд умрет, получится, что она не сумела исполнить приказ своего господина, коего это весьма огорчит и разочарует; но чтобы выходить человека, раненого так тяжело, одного лишь умения врачевать недостаточно. Ибо необходимо поддержать в нем угасающую силу ци, как поддерживают огонь в очаге, а такое возможно, лишь преисполнившись готовностью поделиться своею собственной, а не ожесточая сердце.
Что-что, а такие простые истины были Лю Шен отлично известны! Всё живое нуждается в любви, как в воздухе и солнечном свете. Прервав молитву на полуслове, девушка обернулась к Ринальду и, вновь приблизившись, положила ладонь на его лоб. Густые каштановые ресницы раненого дрогнули и приподнялись, воспаленные глаза, мутные от страдания, осмысленно посмотрели на нее.
— Какая ты нежная, — прошептали его губы. — Не убирай руку…
— Не стану, — покачала головой Лю Шен.
Он затих и задышал спокойнее, ровнее. Девушка сидела с ним рядом так долго, что сама не заметил, как задремала.
Очнулась она оттого, что кто-то негромко, но настойчиво постучал в дверь, и на пороге возникла высокая стройная фигура Конна. Вот уж кого Лю Шен не ожидала увидеть! Юноша был облачен в Простую одежду и не очень-то походил сейчас на наследника аквилонского престола. Девушку поспешно встала и поклонилась как только возможно низко.
— Он еще жив? — кивнул Конн в сторону Ринальда.
— Да, господин.
Конн подошел ближе и остановился, сдвинув брови и изучающе разглядывая лицо раненого.
— Почему ты хотел убить моего отца? Почему? — вопросил он со смесью недоумения и ожесточение
— О, господин, — решилась вступиться Лю Шен, — ты же видишь, что он очень слаб и не может отвечать тебе. Но если бы мог, то для начала непременно поблагодарил тебя за спасение. Позволь мне сделать это за него.
Ее слова смутили инфанта.
— Да я сам не пойму, как это вышло, — пробормотал он. — И чего ради я за него вступился. Отец поступил бы справедливо, прикончив его.
— Но он проявил свою милость и тем самым снискал еще большую любовь и уважение своего народа, — сказала Лю Шен. — Король Конан необычайно благородный человек. Ни один из правителей моей страны не сделал бы ничего подобного, ибо они славятся своей беспощадной жестокостью и заставляют подчиняться, устрашая. Кхитайские законы весьма суровы, господин. А теперь, если ты не сочтешь мою просьбу дерзкой, оставь нас. Я должна сменить ему повязку.
— Позволь, я помогу тебе, Лю Шен, — вызвался юноша. — Я вижу, ты устала, а он довольно тяжелый для такой хрупкой маленькой девушки, как ты.
— Это не дело для особы королевской крови, — возразила Лю Шен.
— Мой отец говорит, что будь я хоть трижды принц, а ни от какой работы не должен бегать! Да и как я поведу войска в бой, если стану бояться вида ран и крови? — отозвался Конн.