— Отлично, — в восторге крикнул Треворус, — моя дорогая девочка сама желает справиться с тобою!
Лэрд, понятно, этих намерений не разделял. Он откатился в сторону и вскочил, но Треворус успел, взметнув из-под ног песок, швырнуть его Ринальду в лицо, на несколько мгновений почти совершенно ослепив его, так что рыцарь самым досадным образом пропустил следующий удар и снова оказался сброшенным на землю.
Треворус, хрипя, навалился на него всей своей немалой массой, не позволяя вывернуться. Положение Ринальда было крайне неудачным — он лежал вниз лицом, пытаясь сбросить с себя противника, и всего в нескольких дюймах от Эулиары, которая, со своей стороны, не оставляла попыток до него добраться: а ведь всего одного касания было довольно, чтобы убить его! Сквозь пелену выступивших в глазах слез Ринальд видел крупные ядовитые капли, скапливающиеся на ее листьях. Треворус подтаскивал его все ближе к цветку. Ринальд рванулся изо всех сил, резко откинув назад голову и затылком разбив нос и губы врага. Вскрикнув, Треворус ослабил хватку, лэрд вывернулся, и король Аргоса, скатившись с него, коснулся рукой своей драгоценной святыни…
Если до сих нор Ринальд полагал, что самым отвратительным зрелищем в его жизни был ходячий мертвец Нагуд, то теперь понял, насколько заблуждался.
Распространяясь от пальцев, яд принялся заживо пожирать человеческую плоть, заставляя ее на глазах чернеть и покрываться ужасающими пузырями, которые тут же лопались, обрызгивая все вокруг фонтанами крови.
Тело Треворуса некоторое время билось в страшной агонии, словно сгорая изнутри, глаза его выкатились из орбит, рот раскрылся, раздираемый безмолвным воплем.
Очень скоро все было кончено, но последних мгновений аргосского короля Ринальд не видел — он отвернулся, не в силах вынести лицезрения этого ужаса.
Единственным желанием лэрда было немедленно бежать из оранжереи, но этого он не имел права сделать, не уничтожив цветка, в способностях которого только что убедился. Он не собирался прикасаться к Эулиаре и повторять печальный опыт Треворуса.
Пожалуй, лишь огонь мог справиться с зеленой гадиной! Ринальд огляделся в поисках факела, чувствуя, что едва держится на ногах — испарения цветка заставляли мутиться сознание, он дышал, с трудом выталкивая воздух, боль волнами разливалась по спине и груди, очертания предметов расплывались перед глазами. Ринальд разбил один из светильников и поднес открытый огонь к цветку, с удовольствием наблюдая, как пламя уничтожает это живое проклятие Аргоса.
— Что ты сделал?!
Все еще стоя па коленях, он медленно поднял глаза.
Ринальд все на свете отдал бы за то, чтобы увиденное было только плодом кошмара, мороком, вызванным ядовитыми испарениями листьев Эулиары.
То самое чудовище, с которым он уже встречался один раз, предстало перед ним снова. Но теперь мерзкий мертвец явился не один: он прижимал к себе Лю Шен, онемевшую от ужаса и отвращения.
— Нагуд, — выдохнул Ринальд, — отпусти девушку!
— Поднимайся и иди за мной. И помни: одно твое неверное движение, и ей конец. Поэтому лучше тебе не сопротивляться.
— Ринальд, — умоляюще произнесла кхитаянка, — беги отсюда, мне все равно не…
— Я не брошу тебя!
— Хватит болтать, — глухо произнес Нагуд, — иди вперед.
— Чтоб ты сдох, сволочь, — от всего сердца пожелал Ринальд, впрочем, с явным опозданием, что вызвало у Нагула хриплый смешок.
Глава XXVII
Еще прошло относительно немного времени с того момента, как Ринальд и Лю Шен отправились на поиски цветка. Конан отлично умел, при необходимости, ждать и не поддаваться при этом тревоге до тех Пор, пока для таковой нет серьезных оснований.
Но неожиданно он услышал голос, отчетливо звавший его…
Киммериец повернулся на звук, впрочем никого не увидев, и тут же голос раздался снова, причем на сей раз это был отчаянный призыв, крик о помощи, па который просто невозможно было не отозваться, да к тому же Конан мог поклясться, что принадлежал он его сыну, наследному принцу Конну!
Киммериец, не раздумывая, бросился туда, откуда доносился крик, ему отчего-то и в голову не пришло, что принц Конн едва ли мог очутиться в Мессантии вместо Гарантии, да еще здесь, во дворце. Его сын в опасности, ему нужна помощь! — вот все, что аквилонский король вполне понимал, а если так, то он был готов разнести весь Аргос по камешку, лишь бы не опоздать, и все дальше удалялся от бывших казематов по лабиринтам дворца.
— Отец, сюда, скорее! Спаси же меня, я погибаю!..
Даже другой, короткий вопль, донесшийся до его слуха, не остановил аквилонского правителя. Как и необъяснимая странность — по мере его движения голос сына не удалялся и не приближался, принц словно постоянно находился где-то почти совсем рядом.
Так он достиг Белой башни, сооружения, значительно возвышающегося над дворцом и служившего сторожевым постом, а также местом казни — с нее, согласно легендам, прежде, очень давно, сбрасывали преступников из числа придворных вельмож, уличенных в предательстве по отношению к трону, — и начал бегом подниматься по винтовой лестнице, ведущей на самый верх.
— Остановись!
Прямо перед собой Конан увидел женщину в белых одеждах, стоящую на несколько ступеней выше, чем он сам; тонкое нежное лицо ее казалось очень печальным и изможденным.
— Прочь с дороги, кто бы ты ни была, — крикнул варвар, готовый оттолкнуть ее и продолжать свой путь, — там мой сын!
— Конан… там никого нет, — покачала головой женщина, — Твой сын в безопасности, это всего лишь морок, колдовское помрачение, заставившее тебя поверить в несуществующее.
— Нет? — недоверчиво переспросил киммериец, внимательно вслушиваясь — но голос Копна больше не звал его. — Но как же… а ты кто такая? Почему я должен верить тебе, а не…
— Потому что я хочу спасти твою жизнь, — отозвалась она. — Мое имя Гэлинор. Я — последняя королева Мессантии и супруга несчастного Треворуса, нынче ночью последовавшего за мною в царство теней.
— Ты лжешь, — не вполне уверенно сказал киммериец. — Гэлинор скончалась при родах десять зим назад, а с Треворусом я сам разговаривал не далее как пару дней назад, и он был вполне жив.
— Дотронься до меня, — велела женщина. Конан протянул к ней руку, которая прошла сквозь бесплотное тело, как сквозь прохладный сгусток тумана.
— Теперь ты веришь? — спросила Гэлинор. — Иди за мной, тебе следует еще кое-что увидеть.
Она повернулась и принялась подниматься, пока не оказалась на узкой открытой галерее Белой башни. Если смотреть снизу, это сооружение не представлялось таким высоким, здесь же впечатление было совсем иным.
От жестокого пронзительного ветра, ударившего в лицо, едва Конан, вслед за Гэлинор, ступил на галерею, он едва не потерял равновесие и отшатнулся от низеньких каменных зубцов на самом краю, которые никак не смогли бы предотвратить падение.
— Если бы я тебя не остановила, — прошелестел голос Гэлинор, — ты бросился бы сюда на голос сына и сорвался вниз, следуя за тем, что лишь кажется. Я понимаю, что двигало тобой, ведь у меня тоже есть дети. Ради них я пришла на помощь тебе, ибо ты способен спасти моих сыновей. Ведь теперь, когда Треворус погиб, его власть, пусть столь же призрачная, как мой облик, больше не защитит их. Раммар не допустит, чтобы они заняли место их отца, и только ты сможешь за них вступиться, Конан. Ради того, что я ныне сделала для тебя, обещай, что не оставишь их.
— Гэлинор…
— Обещай мне, — настойчиво, отчаянно потребовал призрак.
— Клянусь сделать для них все, что будет в моих силах, — проговорил киммериец. — Но кто пытался завлечь меня сюда и погубить?
— Дух, с которым сейчас сражаются двое, которые тебе дороги, — отозвалась Гэлинор, — чтобы ты не смог вмешаться в его действия. Теперь иди назад, и поторопись. Прощай.
Конан обернулся к маленькой двери, через которую вышел на галерею — она по-прежнему оставалась распахнутой. «Двое, которые тебе дороги»? Кого имела в виду мертвая королева? Ринальд и Лю Шен… Конечно же, он ведь должен был дождаться их возвращения, а вместо этого поддался искушению и покинул свой пост!