В это же время "племя" укрывалось в гроте, в трёх милях северо-восточней. Сравнительно небольшая пещера, вернее даже скопление скалистых образований на склоне соседней горы. Это место заметили незадолго до заката. Но добраться туда оказалось к счастью не так трудно, как ожидалось. Удивительно, но люди заранее подвергали себя ограничению в «новом», соглашаясь уже остаться прям здесь - на голом, и не прикрытым практическим ничем горным плато. Они даже не желали спускаться в лес. Лишь усердие «чабанов» спасло ситуацию.
Все благодаря удобному "мостику", которым являлось продолжением горного плато, скрытого небольшим бугром, будто горы и сами не хотели раскрывать карты.
Люди всегда ищут убежище. Но не всегда его находят. А ведь ситуация до случайного обнаружения такой, на вид приятной, каменистой гостиницы, являлось вопросом великой удачи. А все благодаря одному достопочтенному барину, лет тридцати, который собственно и забрался на вершину этого холма и зорким глазом высмотрел то, что было нужно.Между спрятавшимися меж каменными столбами шел неспешный, довольно вялотекущий разговор. Силы покидали людей. Как же хотелось есть, пить и, наконец, сменить эту дрянную одежду. Кудри представляли собой жалкое подобие. А отхожее место собственно было там, где все и находились.
- Люди стали заболевать. Скоро и заболеем все мы. Я весь промок, куда идти, вы видели те бескрайние леса завтра? Может вернуться к берегу? Люди!
- Уважаемый, как вас, не вижу, можете помолчать, у меня дитя ревёт... У Анечки жар. Кажется, она сильно простудилась.
И что теперь? Разве ревут волы, когда кормушки полны. Я о том, что надо не сидеть здесь, и жечь пустой костер, а идти на охоту. То, что предложат нам утром, станет последним. Я хочу пить, и не от разговоров «замечательных», а о того, что надо действовать.
- Минуточку. А вы собственно понимаете, что говорите? Вы свой нос то высуньте. Там идеи снег. Дождемся уже утра.
Горы резонировали, усиливая звучание коллективного перешептывания. Костер получилось лишь один зажечь с первой попытки при помощи старой доброй лучины.
Подмокшие спички зарубежного производства всеми силами тушили огненные проблески. Не хватало и хвороста. То небольшое его количество, заготовленное ещё перед рекой, с стремительной скоростью исчезало, как те самые, снежинки, то и дело залетавшие в обитель.
Здесь было невозможно находиться в лежащем положении. Ветер проникал жутчайшим образом. Снег постоянно соревновался с дождем. Симфония подкреплялась приглушённым звучанием какой-то свирели. Ее источник одно время оставался незамеченным. Оказалось, что он был расположен в наиболее привилегированном месте, там, где находились первые, кто добрались до скалистого остова. Внутри было небольшое подобие пещеры, полость, которая сужалась до очень малых размеров примерно через дюжину метров. Люди стояли, пытались сидеть, держались за стенки или упирались.
Грязные, нервозные, без реального солнечного света, так как, то подобие, которое иногда давало надежду и ее также стремительно обрывало, не являлось светом. Голодные, снова, и еще куда в большей степени, чем тем же днем - это все про две сотни женщин и мужчин. Они просили, требовали создать как можно больше огнищ. И вскоре их мысли были исполнены. Тем временем врачи и люди неглупые осознавали, что в пропорциональной ко времени зависимости число кашляющих увеличилось.
Наиболее страшным, поразившим всех, в том числе господ, не впечатлительных, был факт пробуждения каких-то зверей, вероятно, летучих мышей или хищных птиц. Узнать это пришлось тогда, когда одна из мышей вцепилась в голову подростку. Чем вызвало жуткую панику у жертвы. Их, по всей вероятности, было немного, около двух десятков, вместо ожидаемых сотен или тысяч, так как они проявили о себе с завидным опозданием. А все благодаря замеченному свету от кострищ, расположенных у фронтовой стены. Именно там, на высоте минимум полуторного роста среднего мужчина оказались их малые пещеры, возможно, оставленные ранее какими-нибудь птицами, вероятно, перелетными.