Ни грибы, ни ягоды не были обнаружены. Лишь поздним вечером следующего дня - в самое активно время для животных, когда в глубине леса солнечные лучи практически не проступали, в самое, пожалуй, страшное время сумерек, наметилась сцена отдаленной борьбы какого-то хищника, вероятно лисицы с каким-то, быстро передвигающимся клочком меха, неопределенного цвета, на расстоянии не менее трех сотен шагов от очевидцев.
Вступать в бой и догонять добычу или хищника не пришлось - погоня резко поменяла свой вектор, субъективно сдвинувшись к склонам одной и той же горы, в которую постоянно упирались они.
Но в этом они не были одиноки. Аляска Панхэндл - это именно то, что мы не любим в горах. Неоднородность с одной стороны, крутость первоначальных склонов для подъема, великое множество речушек с сильным течением. И на фоне мягко сказанной неблагоприятной местности, прибавились и низинные болота. Хорошо, что не верховые. Весь четвертый день отряд моряков, сильно нуждающихся в том, что я тысячу разу упоминал, уперся в болота, окружившие их так внезапно и резко.
Однако, выход из ситуации был, не возвращаясь назад, они вновь стали сближаться с берегом. И да, стометровая полоса земли, лишенная растительности, являющаяся продолжением того самого длинного дикого «пляжа» вновь выручала бедняг.
Моряков поражало то, что в условиях болот, не было ничего, что так привычно встречаемо русскому человеку, а именно те самые ягоды.
Лишь единожды встретившись с крайне странным растением блеклого красного цвета, посчитав опасным отведать такое, вспомнив не без ностальгии - ребята были из тех, кто знал, что такое торфяные болота и как следствие - голубика, черника и т.д, вынужденно повернули к берегу. Надо было выходить из леса раньше, чтоб не подвергать себя разного рода опасностям, изрядно уничиживших чувство собственной силы. И птицы, бодрствующие ночные и какие-то странные потрясывания, исходящие будто из недр земли, а вернее, из глубин леса: все это делало из них, в общем-то, еще вчерашних борцов с копьями, неврастеников, осматривающих каждый куст.
Обнаруженные на берегу птицы, активно пожирающее что-то, принесенное вместе с водорослями, привлекли интерес красноглазых существ, схожих скорее на героев мифов русских, таких как Леший, Водяной. Стоило тем с надеждой подойти к месту какого-то странного пира, и, не успев разобраться с птицами - невероятно наглыми и не желающими делиться с чем-то, едким на запах, тухловатым, выброшенным на берег, как было услышан лошадиный ржач!
Это настолько шибануло по голове от эффекта неожиданности, что та волна, прокатившаяся по «Гельвеции», когда в ее мачту попала молния, оказалась куда менее сильным проявлением этого непонятного и трудно передаваемого словами чувства, вернее ощущения. Конечно, мужчины закричали что-то на русском.
Естественно, находящиеся за небольшим бугром те, кому это явно было адресовано, конечно, ничего не поняли. Они лишь поднялись на господствующую высоту, благо кони позволяли и окинули взглядом нарушивших блаженную тишину. Странно, что до этого момента никто никого не почувствовал, хотя они находились друг от друга действительно близко. Возможно беда тому морской прибой или особенности рельефа, активно подавляющие звучание.
Всадники, которых было пятеро, на прелестных лошадях, были невероятно удивлены виду тех, кого они обнаружили. Морячки конечно стали что-то радостно кричать, но это еще больше удивило явно, не говорящих, на русском людей. И действительно, следы нашей речи, здесь были навсегда похоронены под толстым слоем многих языков, но, прежде всего , конечно английского, но и не без участия французского.
И не странно замечать удивление, от особенностей незнакомой вам речи, особенно в таком интересном месте. Ведь вас тоже удивит какой-нибудь европейский язык в далекой Африке или в Азии? Хотя и тому бывает исключение.
Как допустим Африкаансу - собственному бывшему нидерландскому диалекту, знакомому всякому читателю с времен прошедших англо-бурских войн, так неплохо описанных некоторыми русскими добровольцами, судьба которых была заброшена на африканскую землю, где воевали между собой представители одной языковой группы, а именно германской, на территории, где собственно говоря никогда германских племен не было. Абсурды бывают часто, но вот в нашем случае не повезло. Общности языка, даже приблизительной, не было вовсе. Никто никого не понимал. Но если моряки, редко, но все же слышавшие английскую речь, ее идентифицировали, то вот незнакомцы, совершенно не были знакомы ни с одним из славянских языков. А для того чтоб определить, кто есть, кто, иным способом, не хватало «специалистов дела».