А день лишь только начинался. Такой короткий, длинной в смешные девять часов, из которых как минимум два были переходными. Передвижение ночью отпадало сразу. Конечно, о сне говорить не приходилось - главной роли тёмного времени суток. Здесь, безусловно, была опасность - столкнуться с кем-то или чем-то. Ведь глаз наш устроен не так, как у той живности, которая пока что очень аккуратно преследовала толпу слонов, телепортированных в этот грозный и «мертвый» край.
Отстрелить утром птичек не удалось - либо все они (имея в виду куропаток) были успешно отловлены, либо же вонь горящих перьев донесла до этих бедных птичек одну нехитрую думу: не вылезать. Орлы, будто ангелы во плоти, падшие ангелы, так и парили в вышине, хотя и не без понимания того, что им еще надоедят эти немилые, грязные лица будущих жертв.
***
«Врачи не занимались «ублажательством» больных. Они сами таковыми являлись, болезненными и израненными. Кто-то держал в голове сухую статистику, кто-то молчал, предвкушая новые жертвы. Небольшой запас этанола заливался в детские глотки, в качестве лекарства. Это уже было на гране безумства. Чем-то напомнило молодость, как при болезнях сердцах один аспирант прописывал, с умным выражением лица и собственной уверенностью в правоте касторовое масло; которое при приёме внутрь в тонком кишечнике расщепляется липазой, в результате чего образуется рицинолевая кислота, вызывающая раздражение рецепторов кишечника и рефлекторное усиление перистальтики.»
Опьяняющий эффект тех небольших дозировок на неокрепшие умы исхудавших детишек, которых было около четырех десятков, естественно наблюдался, что по больше мере сделало их еще более плаксивыми и неподвижными, что естественно невероятно бестолково, трижды неразумно. Да и спирт, на голый желудок, у сильно изголодавшихся - непростительно. Поздней эта маленькая оплошность, вызванная желанием, избавиться от алкоголя, на который с хищным взглядом смотрели те, кто считал охранителем того, что все еще называлось «богатством нации», станет болью для тех, кто выйдет живым из этой истории и будет резче всех остальных ощущать ту боль, навсегда сопровождавшую их жизнь. Этот идиот, имея в виду докторишко, умудрился сделать все так «успешно» для собственной душеньки, трепещущей перед фактом того, что сокровенные бутылочки украдут, а его естественно вздернет злостный граф или кто-то другой, что мало кто заметил эту раздачу «взрослого средства» для утешения и «развязывания» языка. Седьмой день принес то, что никто не ожидал совершенно.
Самый несчастливый день в жизни для немалого числа людей только начинался. К великому счастью не всем детям досталась возможность приёма «жидкого плацебо» перорально! А ведь спирт то оказался не этиловым, а метиловым, скинутым на авось зачем-то, с приборной стойки командирской рубки - он должен был использован для технических целей, вероятно для каких-то манипуляций с приборами.
А все благодаря усопшему боцману, сделавшему, как оказалось, то, что уже после его смерти, благодаря чему-то анонимному слабоумию или незнанию, обернулось большой бедой. Не спасла и маркировка, написанная мелко, но вполне отчетливо, правда на дне. Три бутылочки были опорожнены практически до дна.
Среди двадцати восемь чад от трех до девяти лет, правда, хватило не на всех, и к счастью. Проявления отравления не заставили себя ждать. Сумев пройти не более 350 шагов, «живой организм» дрогнул. «Сороконожка» и так уже похрамывала и постепенно ее ноги отмирали, или выходили из строя, как вам уже угодно, держась за тех героев. И тут такое.
***
Сооруженный и воздвигнутый посредством ручного труда крест - удачно «собранный» в чащобе из ветвей широколиственного дерева со всех сторон окруженного хвойными, стал молчаливым некрологом для мужа Татьяны. Это конечно временное сооружение, которое не переживет деревянный саркофаг, и вероятно разрушиться под действием первого сильного штормового ветра, но даст хоть какое-то частичное умиротворение этой женщине, успокоенной тем, что ее муж не будет разорван птицами и животными. А самодельный крест станет еще и оберегом, и надеждой на спасение. Но им, двум огонькам, было проще, чем тем, кто в этот день только ощутил первые земные утраты.