Ведь всякая птица знает, к чему приводят полеты в такую «нелетную погоду». Здесь не было пальм, величественных тропических деревьев, одиночные деревья без листвы и привязанность к хозяину не могли оторвать его от нанесения ущерба самому себе. И даже не влагой, а температурой, близкой к нулю. Зима наступала быстро, как большевики, отыгрываясь в последние дни на осколке былой империи.
Ноги занемели и перестали слушаться. Об чтобы упереться? Об водокачку, ведь до нее несколько шагов, ближе нечего, покосившийся забор не выдержит. И прислонившись к шершавой, прохладной стене городской водокачки, он ощутил всю силу сердечного приступа, норовящего выбить сердце из грудной клетки. От боли старик упал.
Попугай закричал, будто моля о помощи. Дождь усилился до такой степени, что улицы вдруг стали молочными, а небо густым и непроницаемым. Мужчина умирал. От боли он вскоре потерял сознание и свалился в небольшое углубление, траншейку, окаймляющую которое и вскоре и убило его. Воды в траншеи было достаточно для того, чтоб в ней утонул ребенок.
Свалившись в нее, благодаря продолжавшемуся дождю - шедшему, в лучших традициях муссонного дождя вот уже второй день, чуть позднее он погиб, как только уровень воды достиг необходимого и достаточного уровня. Такой бесславной смерти не позавидовал бы никто.
Но он уже об этом не узнал, вовремя закрыв глаза и покинув оболочку. А дождь всё наступал. Такое бывает иногда по весне, но чтоб осенью - редко. Мир перевернулся. И первый индикатор изменившейся ситуации в мире - это то, что нас окружает, а именно природа. Убивающая таким изощренным способом род тех, кто всю свою жизнь пытается ее покорить, изменить вопреки всем законам и правилам.
Орион потерялся, сел на тело своего хозяина, не выдерживая дождь, и ночью того дня погиб, вероятно из-за переохлаждения, словно та верная собачка. Конверт с большим письмом намок в воде, некачественные чернила проявили то, на что они были рассчитаны. Ивана Савельевича обнаружили лишь 4 днями поздней - двое солдат НРА, только что зашедших в город.
Местные либо уехали, либо не выходили из домов. Дождь, продолжавшийся еще с два дня, привел к обвалам и разрушениям, и, если и был кто, оставшийся в городе, особенно живущий на склонах его неоднородной рельефной местности, а это в основном были самые бедные и безразличные к ситуации в политике нищие горожане, брошенными на изволение судьбы и теми и теми, так что никто и не замечал скрытый более чем на две трети в сточной канавке силуэт мужчины у заброшенной на холодное время года водокачки.
Естественно, служивые пожалели, что обратили внимание на лежавшего человека, в очень странном месте, на тихом переулке города. Так бесславно была завершена, и не начатая операция по выяснению и спасению пассажиров «Гельвеции».
Все благополучно забыли о ней тогда, когда город все еще удерживался белыми, и абсолютно растворились как те строки в луже, как в город вошли те, кого мы называем «красными». И новой власти, по понятным причинам, было совершенно безразлично на предателей эмигрантов.
Да и какие она могла иметь рычаги управления, если даже бы хотела узнать о судьбе бывшего японского судна с европейским названием, пусть даже с русскоязычным контингентом, не имея даже государства - ведь то, что станет СССР, еще не существовало. История этого формирования начнется лишь спустя два месяца. И первое десятилетие как минимум о нем не будут даже говорить там, на западе - в колыбели единственной тогдашней цивилизации, поработившей известным и древним колонизационным способом почти все материки, за исключением большого красного пятна на стыке Европы и Азии. История об Иване Савельевиче вошла в эту книгу как дань памяти - единственному человечищу, который оставил после себя робкую попытку узнать, что же случилось с кораблем. Спустя шестьдесят семь лет вскроется факт того, что, помимо того самого письма, которое он нес в «полыхающее и уносящее ноги правительство черного буфера», а оно было лишь одной из трех копий, и это только бумажных. И одна из них благополучно дожила до наших дней, не пойдя под основу для самокрутки или для чего-то более приспособленного под пролетарские цели.