И вдруг, спустя три часа хода, незадолго до заката, это предчувствовалось, прежде всего, по субъективным внутренним часам, чем по реальности, было решено идти до изнеможения, было замечено две тени - за небольшим валуном.
То были два лося! Один поменьше, второй побольше. Дистанция между ними было приличная - чуть более полукилометра на глаз. Странно, что Лоси - да, их даже с такого, пусть не самого большого, но все же расстояния, не заметили людей. По всей видимости, они были заняты более важным делом, усмирившим их чутьё.
Поздней уже вскрылась причина такого странного нахождения этих благородных животных, желание получить свою порцию - облизав сравнительно соленые камушки, то чего так не хватало животных в горах, с откуда они, по всей видимости, спустились.
Небольшой склон, подножье, как дубовый корень, выпирающий из-под земли, скрыл из части виду, и для того, чтоб увидеть более отчетливо животных, его надо было обойти, тем самым приблизившись к реке вплотную. Это был единственный отросток почти не покрытой вершины широкой горы, который проник в царство булыжников. Выхватив ружье у «оруженосца» - милого старичка, Владимир Оболенский-Каспийский, дал знак остановиться, а затем, махнув и что-то сказав, заставил еще одного владельца ружья подняться за ним на эту небольшую возвышенность.
Не все люди заметили лосей, ведь не каждый обладал искусство смотреть вдаль, в основном все заканчивалось на простодушном упоре взглядом в пол или по сторонам. Удивление давно закончилось, желудок, получив, наконец, порцию еду, стал настаивать о повторе.
Прихватив трехлинейки, те, заняли позицию выжидающего, осаждающего, испугав людей, подумавших, что впереди кто-то серьезный.
- Львы и пантеры с бегемотами отпадают сразу - пошутил кто-то в толпе.
- Вероятно, как и ведьмы с лешими. Мы ведь не в русской тайге, надеюсь! - шепотом ответили ему.
- В этом мире возможно всё.
Воспользуюсь ступором, имеющие трехлинейки, начали синхронно готовиться к стрельбе. Расстояние для стрельбы было вполне допустимым, а винтовка Мосина - наипростейшее ружье, которым владел каждый, кто служил. Именно такими и являлись охотники. Одна из женщин, побужденная не пойми, чем, вдруг разбежалась в сторону склона, будто пытаясь его пересечь, дабы опередить всех. Глупость вскрылась чуть поздней, когда она, заметив зверей, и готовящихся к выстрелу охотников, наконец, поняв, ради чего все это было затеяно, приблизилась к лежащим на каменистом склоне и попыталась помешать им. И помешала - но частично.
Допустив два выстрела, один из которых, благодаря ее нехитрым манипуляциям стал неудачным. Но одна цель бы поражена - особь поменьше пала. Вызвав легкое эхо от каменистой поверхности.
Вторая особь судорожно отскочила, отбежала, и вновь вернулась. Вероятно, к своему дитю. Расстояние не позволило заметить подробности, ведь лосиха пыталась привести в чувство павшего «друга».
Но, увы, очень быстро она поняла, что никакого смысла в этом нет и побежала, мысленно попрощавшись с погибшим, не желая повторить ее/его участь. А тем временем, люди, засуетившиеся, при виде небольшой борьбы одного из охотников с женщиной, стали подавать признаки беспокойства, выраженные в речи. Они так и не смогли понять, что же случилось и что там, так как не успели еще обойти склон, и увидеть то, ради чего все было затеяно.
Женщина кинулась ради вполне обоснованного побуждения, благодаря своему высокому росту ей удалось увидеть животных, и она очень быстро сообразила, ради чего решили вдруг полежать два товарища с оружием.
И естественно она бросилась, чтоб препятствовать этому, ведь она не понимала, зачем убивать то, что она не смогла идентифицировать, но точно что-то стоящее на четырех ногах - следовательно, то, что могло послужить в пище. Но зачем? - подумало ее милое сердце. Естественно, пуля напарника Владимира улетела куда выше, чем задумывалось.
И кто бы знал, что именно этот, с виду непримечательный прецедент, в итоге, негативнейшим образом отразится на всех их. Ведь никто из присутствующих практически не знал тех странноватых «товарищей», один из которых принес с собой ружье, догоняя основную группу той ночью. Ведь это были те самые большевики. Правда, теперь расклад их деятельности кардинально поменялся. Вернее, в голове одного из них. Если Семен Семенович Негласов-Бобров по уже «старческой» наивности своей рассчитывал на скорый выход из этой ситуации, то вот Нойтер, который ранее вёл себя безобразно, словно бунтарь, теперь переосмыслил свое поведение, заодно, стал формировать всю сущность свое бытия в здешней обстановке.