Да и какое-то казино, иль какой-нить амфитеатр, для кого? Назвать их «сливками общества» назвать трудно, таких не было. Но именно такие бородули, бурбоны, определяли равновесии властных полномочий Вашингтона на этот, полный загадок в мироздании, территориальном формировании. Ведь здесь даже округа называются боро, и тюленей больше, чем людей. У плывущих было несколько больше преимущество, перед теми, кто шел на коне. Но главный человек в этом походе, Хэйзен, выбрал худший вариант, решив поднагрузить лошадь, которая до этого четыре дня лишь жевала траву, скучая по двигательной активности.
Хотя вес железяк и самого Оудела - не самое лучшее, что может быть в жизни. Но такова судьба лошади и против этого идут лишь самые мудрые, понимающие, всю суть проблемы, те, кто никогда не сядут на это благородное животное верхом. Дружина медвежатников, или вернее зверобоев, приближалась к месту, где в свое время высадилась, ставшая за мгновение голь-шмоль компанией, русская рать. Оставшиеся на берегу гольтепы испытывали самое страшное потрясение в своей жизни - на них напали волки. Татьяна, только начавшаяся отходить от очередного припадка острой горести, простреливающей его голову, как услышали шорох со стороны подлеска. Слезы на глазах помрачили ей и так нарушенное тьмой зрение, и лишь полуночная луна, вернее ее отблески об растения, дали понять, что там кто-то находится. Глубокой ночью безветрие достигло абсолютной точки - решительно отторгнув все причины странного дуновения. Но не успев должным образом подумать - как она, повернувшись обратной стороной к чаще, почувствовала точащий изуверство тяжелый взгляд, причем не одной пары глаз.
Пусть бор бушует под дождем,
Пусть мрачны и ненастны ночи,
И на поляне волчьи очи
Зеленым светятся огнем!
Конечно, то были не «огни» глаз. А лишь природная способность, усиливающая ночное зрение у животных в виде светоотражающей мембраны, которая находится позади прозрачной сетчатки и выполняет функцию серебряного напыления зеркала. То есть свет отражается и зависит от цвета мембраны. Поэтому хищный блеск глаз в темноте бывает зеленым, красным или оранжевым. В нашем случае - всех трех разновидностей. Но, не успев зафиксировать в голове огоньки, как началась атака. Хищные звери - находящиеся на расстоянии не менее пятидесяти футов, предприняли решительное нападение. Безусловно, этому поспособствовало то, что их было трое. И как минимум один уже знал вкус плоти человеческой. При одиночном случае, эти, определенно, хищные, но аккуратные звери, могли повести себя куда аккуратней и снисходительней - если такое слово вообще уместно.
Депривация, прежде всего в «традиционной пище», даже для таких убиквистов, которыми являлись серые «разбойники», привела к максимальному остервенению их за этот короткий срок. Последняя и единственная дичь, которая понравилась им и насытила их потребность в главном, был человек. И упускать возможности почувствовать еще раз такую простую расправу и такое благостное счастье, никто не мог.
Пятеро коней, на которых сидели всадники, будто передавая друг друга невидимый символ, тотчас, заржали, жалобно, протяжно, взмахнув хвостами, будто крыльями, яростно, как это может сделать лошадь, синхронно попытались опрокинуть лишний груз в виде вещей и людей и покинуть опасное место.
Чутье не подвело. В двух сотнях шагов происходило торжество дико природы.
Кони не слушались и ранее - но люди, неумолимые и нечуткие существа, редко прислушивающиеся к собственному внутреннему голосу, а к братьям своих меньшим естественно по разуму, хотя здесь все весьма спорно, тем более; продолжали «наставлять их» в дальнейшем напутствии вперед, по призрачному берегу, плохо подходящему для довольно старых, пусть и не уставших физически, но ощущающих боль из-за изрядно истёртых подков.
Но вот волки, вышедшие из тени подлеска, еще не были видны с вершины сидящих на бравых конях рейтаров, то есть ездоков. Евгений в тот злой час мирно лежал в окружении «древесного Стоухенджа», ощущая весь вкус всепроникающего мокрого дерева, кожи, земли, окружающей его. Этот, казалось бы, неназойливый запах и разбудил его, вытащив за руку, находящегося в условно-закрытой берлоге, в которой действительно не хватало более нейтрального, но и более холодного, слабопроникающего свежего воздуха - особенно с таким ветром. В темноте было трудно ориентироваться, а дико безобразное положение тела только что выпавшего из блаженного безболезненного сна, вновь напомнило себя. Будучи согнутым чуть ли не в три раза, он испытывал сильную мышечную боль, вызванную затеканием. Именно это, а не спертый воздух, послужило реальной причиной ночного пробуждения. И весьма вовремя. Когда господин Понасенков, пришел в себя, по крайней мере, открыв глаза - единственное движение, которое было для него относительно безболезненным, он услышал крик. Татьяна, приближалась к месту ночлега, причем с большой скоростью.