Посмурнели серые лица и выцветший цвет их глаз, и ожидающих смиренно порцию, разбуривала лишь найденная соломинка, да веточка, приевшаяся за тот недобрый час, когда тело с двух сторон, невидимо, но при этом ожесточенно, пронизывает холод, спускающийся на землю. Спрятанные в лесу и не думали, что поляна у реки и вовсе не была тем самым местом, где можно было упрятаться, присесть, посидеть, покунять.
И все тому бедой все то же природное ваяние, с которого открывался прекрасный вид - скала, которая не совпадала с розой ветров того дня и тем самым, не прикрывая спины людей. Но чего уж человеку надо, то и миру и за век не сотворить. Печальная тоска свежей земли, позволяющей погрузить тела чуть ли уже не на поверхности, не делая совершенно никаких холмиков, от бессилия и потери своей благостной, оказывала еще более сильное влияние, чем ранее. Дотянутые все теми же последними шагами силы мертвые тела не были похоронены, как ранее, относительно далеко от места, где люди переживали свой очередной ночлег и перевал, под открытым небом, а совершенно близко - буквально сразу же.
Тяжело было наблюдать за тем, что ранее, еще десять минут назад было заготовлено под покойного, усопшего, дабы подчинить себе землю, хоть как-то ее раздобрив, размягчив, под действием слабого жара, который в той день обратился скорей в дым, по причине всей той же туманности. Уже и находящиеся на «роскошном луге», «темной поляне» наблюдали, как туман наступает, поглощая вершину гору, устремляясь вслед за все еще оставшимися там ребятами. Приносящий всегда тепло, тогда, он был обманкой. То был не он, а метель, и теперь это все отчетливей и отчетливей виднелось. Удивительно, что фронт ветра был направлен таким образом, что, постепенно понижаясь до земли, практически ни одна из снежинок не пала на землю, тем самым ведя в заблуждение всех их. Но и не было цели проводить натурфилософские рассуждения, хотелось лишь молчать, умываясь в слезах, и ожидая скорую кончину и ощущая нездоровую потребность жевать до смерти эту мерзкую траву, по вкусу схожую на полынь, чтоб больше не страдать.
Солнце ушло, похоже, навсегда, а вместе с тем, крохи оптимизма, подкидываемые, как тот янтарь на берег, раз из разу, словно отписываясь, отдариваясь.
Но вот и наступило время лихого обеда, проведенного скорей вечером, чем днем. Часы - милейшие и великолепные, перестали заводиться, остановившись у всех их носителей и у большинства приспешников в виде ново обладателей, стянувших то ли добровольно, у еще теплых и живых, ставших позднее неживыми, или по случаю тихого мародерства. Время тикало в сердцах, заколоченных в объятьях невымышленного вида.
Огонь поглощали брызги, вдоволь спущенного на землю туманного бриза, вероятно, проникнувшего через бреши в горной ограде, только вот зачем... Как быстро настигает пелена. Парниши, едва заметившие «обратный потолок» - сквозь «молоко» тумана, спустились, буквально «падая» вниз, и наконец, ориентируясь скорей на слух, нашли своих, и начали рассказывать. Обо всем, что было видно ими, в последние ясные минуты, того последнего октябрьского дня. Им были рады, и услышанному тоже. Надежда умирала не последней, еще фантазии было вдоволь.
Но вот что интересно - прямо под рукой и уходящая дорожка вдаль, но и не пойти, ведь и не поймешь, что же там, возможно и болота. Поступили мудро - дождавшись утра. И пошли тогда... Вскоре вышли на дорогу, покинув круг власти реки над разумом.
***
Якутат
30 октября 1922г. - близ Якутата.
Транспортировкой растерзанных тел, за которые еще самонадеянно и с величественным бесстрашием держалась жизнь, занимались все. Стекавшая, а позднее запекшаяся и обветренная человеческая кровь оказывала сильнейшее давление на мужчин, которые всеми силами стремились попасть в городок Якутат - чертовскую лагуну, в которой останавливались лишь самые отчаянные. Небеса постепенно очищались, сдвигаясь теперь уже в сторону гор - на запад, а ветер, будь он не ладен, так и не появился. Паруса, стоявшее на лодке, которая была головной, скорее мешали, чем способствовали движению. Нельзя было терять и минуты. И спускать его, или регулировать увы не приходилось.
Люди гребли, окружая своей, особенной заботой лежащих на деревянном помосте, с подстеленной тканью, по структуре своей напоминающей парусиную, мешковатую. Горячее тело женщины и смертельный лик, выраженный упавшим в небесную пропасть Евгения, вынуждали, со всей мочи, стремиться к любой хибаре, лачужке, в которой были люди, знающие толк в лечении ран. Загруженные спешным образом на небольшой баркас туши волков, были взяты в последний момент, ведь далеко не все из охотников знали, куда им требовалось направиться.