О мятеже чехословаков против власти 18.11.1919. «Почти повсюду вокруг вокзала и вдоль причала лежат тела, и мокрый снег, который выпал вчера, делает всё ещё более мрачным... Мне так жалко кадет, погибших на вокзале, - так много, много молодых жизней было принесено в жертву с начала этой ужасной войны, что просто удивительно, что кто-то из храбрейших ещё остался в живых. Многих из этих мальчиков я знала в лицо, поскольку видела их в «Хижине», и в последние два дня я всё высматривала и высматривала тех, кого я знала, чтобы убедиться, живы ли они. Вчера зашёл один флотский мальчик, а нынче утром - один кадет. Г-н Маттесен из своего кабинета на Алеутской видел убитыми семь человек, из которых пятеро гражданских... Один из них, тяжело раненный в ногу, был спасён сестрою из Русского Красного Креста, которая выбежала откуда-то и, невзирая на свист пуль, оторвала от своей одежды кусок материи, сделала из неё жгут и втащила раненого в дом. Г-н Маттесон видел это и сказал, что в жизни не слыхивал о таком самообладании и храбрости".
О жизни Владивостока накануне прихода красных 20.10.1922. «Позавчера, после того как Тед... пришёл домой и мы пообедали, я вышла, чтобы пройтись и посмотреть, как выглядят улицы... Телега за телегой ехали по Светланской, гружённые чемоданами, коробками и домашним скарбом, а на самом верху в каждой - женщины и дети, иногда с домашней собачкой. Это было одно из самых печальных зрелищ, какие мне только приходилось видеть: все они бежали, спасая жизнь, на суда, чтобы выбраться из этой страны, где они родились и которой многие из них уже никогда не увидят...
Я задавалась вопросом, что должны испытывать эти люди... которые всю жизнь служили России, своей стране, отдавая ей все свои силы, и которые в страхе за свою жизнь вынуждены бежать за границу».
О советском периоде 29.02.1928. «Прошлым июнем в течение недели было арестовано около трёхсот человек - без всякого повода и причины - и отправлено в тюрьму ГПУ на Алеутской; где-то через месяц их перевели в обычную тюрьму... Г-на Пьянкова продержали пять месяцев, а за что - не знает ни он сам, ни кто-либо другой; но поскольку все арестованные имели те или иные связи с иностранцами, то арест объясняют именно этим».
Об отъезде из Владивостока 25.10.1930. «Внизу всё готово к ужину, и стол смотрится чудесно: огромная розовая чаша из хрусталя с цветками львиного зева в середине и низкие чаши с львиным зевом, космосами и белыми георгинами по краям стола - их нарвали сегодня у нас в саду. Последний приём с ужином в Доме Смитов, и у меня комок в горле каждый раз, когда я вспоминаю о стольких весёлых приёмах, которые здесь бывали. Как это мило со стороны Андерсенов, что они взяли на себя все расходы и заботы по устройству ужина, но я бы предпочла уехать без него...»
Элеонора Лорд Прей не уехала из Владивостока, когда у её мужа истёк срок контракта; она не покинула русский город, когда в 1923 году умер Фредерик, а стала трудиться бухгалтером в универмаге «Кунст и Альберс». Она не эмигрировала, что было бы понятно, с приходом «красных» и продолжала жить в городе до тех пор, пока совсем не лишилась средств к существованию. Потому что она влюбилась в этот город. И только в 1930 году Элеонора Лорд Прей сделала последнюю владивостокскую запись в дневнике: «Я плыву всё дальше и дальше, и каждый поворот винта отдаляет меня от любимого города, где я прожила 36 лет». Её чудом уцелевший архив нашла и обработала Биргитта Ингемансон - учёный-русист из США.
Кроме того, Элеонора Прей сделала около тысячи снимков Владивостока, многие из которых уникальны. Все фотографии она увезла с собой в Китай, сохранила там вместе с дневниками, пройдя японские лагеря и депортацию, и привезла их на родину. Она умерла в 1954 году, и её потомки вернули нам воспоминания о Владивостоке.
В 2008 году издательством «Рубеж» была издана книга Элеоноры Лорд Прей «Письма из Владивостока (1894−1930)» под редакцией Биргитты Ингемансон объёмом в 448 страниц. В книге поместились далеко не все её послания.
А 4 июля 2014 года американке Элеоноре Лорд Прей поставили во Владивостоке памятник - недалеко от того дома, где она прожила 36 лет. Она стоит у почтамта на Светланской улице, на ступеньках, ведущих к Почтовому переулку, и прижимает к груди очередное письмо из Владивостока.
Утомленное плетенье,
Полувзгляд полутонов,
Этот мир неоткровенен
И, увы, давно не нов.
Но однажды он восстанет
И падёт безмолвно ниц,
Вот тогда-то и не станет
Тайны склеенных страниц.