14 сентября 2001г., в Сан-Франциско должна была быть презентована книга, но Рейс 93 United Airlines 11 сентября 2001 года, летевший как раз ту, остановил время на часах Бена Линдера и Артема Сарофьева. А Фицджеральд Маккензи скончался в скором времени от сердечного приступа, не выдержав такого удара, на восемьдесят девятом году жизни. Тираж в тысячу экземпляров, из которых по половине на английском и русском, не был забран, и был спустя три месяца ожидания уничтожен. А дом Маккензи долго стоял пустым, из-за различных судебных разбирательств муниципальных органов власти, пока в 2016г. он обрел новых владельцев и только благодаря новым хозяевам все же появился на свет.
Эта книга - дань уважение делу ушедших в вечность.
5 сентября 2018 г.
(по материалам из дневников Б.Линдера и Ф.Маккензи, А.Сарофьева)
Последний острог
«Я показываю тебе сына в виде врага, брата в виде противника;
Человек будет убивать своего отца. Будет страна мала,
А её руководители многочисленны.»
«Ноферреху» XV век до н.э
Уже четыре года как убит император Николай II с семьей и домочадцами. Пять лет, как закончилась история царской России, и на месте разрушенного до основания прежнего мира возникает новое государственное формирование. Все это время проходит под символом русской гражданской мясорубки - братоубийственной, ожесточенной и совершено лишенной рассудка, войны. Проказа поразила тела миллионов.
Лето двадцать второго было последним для старого Владивостока, дальнего града, окинувшего свой грустный взгляд на вечную гладь океана, на самом краю былой империи. Нет, конечно, он уже не оставался таким, каким был в мирное дореволюционное время, но уже никогда он не станет таким, каким еще оставался тем летом. За четыре года тут были и революционеры, и их противники, с заметным доминированием вторых, с точки зрения продолжительности контроля над здешними территориями.
Последний парад, да, именно он, белой гвардии, прошел двадцать шестого мая. События развивались весьма стремительно. Хотя это было очевидно в виду слабости державших оборону, и в численном превосходстве атакующих, так как за ними уже была вся та, огромная Россия, за небольшим исключением. В памяти многих выживших и оставшихся здесь ветеранов сохранились события в Крыму, на Волге, Урале, Сибирь в виде ментальных погостов, куда и не было, и быть не могло дороги назад.
Мало какой здравомыслящий горожанин мыслил тем, что большевики не сумеют захватить этот, последний крупный форпост. Это было лишь вопросом времени, понимали это и наводнившие этот город гости с небезызвестных и не столь отдаленных великих островов Хоккайдо и Хонсю. В Японии росло недовольство, широкие массы требовали прекращения интервенции.
В этих условиях к власти пришел кабинет адмирала Като, сторонника перенесения экспансии на Тихий океан, который двадцать четвертого июня заявил о решении эвакуировать Приморье к первому ноября.
Но лишь залив Петра Великого своим легким и непринужденным бризом, вовсе непонятным образом, предоставлял утешение, давая свежие глотки воздуха, правда, вот кому, хороший вопрос. Скорей всего, безмолвным валунам на берегах малых заливов в окрестностях города. Людям было не до метафизики суждений и смыслов значений природы. После Волочаевского сражения и последующего взятия Хабаровска в феврале, Владивосток оставался последним крупным приютом русских по духу на своей земле. Город принял на себя концентрацию японцев, беглой части интеллигенции, военнослужащих, что и привело к номинальному увеличению плотности населения. Обычные дома в некоторых частях города были перенаселены приезжими.
Все, что происходило во Владивостоке в конце июля 1922 года, напоминало "последний решительный бой", но вовсе не за социализм. Битву за идеалы монархии возглавил генерал Михаил Константинович Дитерихс, участник Русско-японской, Первой мировой, Гражданской войн, сподвижник Колчака. "Звание приемлю. Понесу свое служение свято..." - пообещал он после своего избрания Правителем и Воеводой Приамурского Земского края.
Именно в такое, тяжелое, как свинец, мрачное, как грозовое небо, и было положено начаться сей дивной оказии, которая, навсегда изменила жизни сотен тех, кто оказался, по стечению планиды, там, где быть не мог и представлять не собирался. Был поздний августовский вечер двадцать второго года. В летней резиденции какого-то профессора биологических наук, проходил уже ставший традиционным, согласованный, правда, лишенный всякого торжественного вида, но сохранивший интеллигентный вид - раут. Хотя нет, таким словом это трудно было назвать уже как год, по причине злободневной повестки дня и весьма невеселому тону мероприятия. Скорее это было похоже на консенсус врачей, которые с величайшей упорностью пытались разрешить вопрос о целесообразности мероприятий по спасению безнадежного и совершенно точно «агонизирующего больного», который имел весьма странное, как для «пациента» имя - Приамурский земной край.