В 1643 году Василий Поярков пересёк Становой хребет и дошёл до верхнего течения Зеи в Даурии, народ которой, дауры, платил дань манчжурским завоевателям Китая.
После зимовки в 1644 году Поярков спустился вниз по Зее и стал первым русским, достигшим Амура. Затем они спустились вниз по Амуру и открыли местоположение устья этой большой реки с суши. Так как у казаков сложились враждебные отношения с местными жителями ранее, Поярков избрал другой путь назад. Они построили лодки и в 1645 году поплыли вдоль берега Охотского моря до реки Улья и провели следующую зиму в хижинах, построенных Иваном Москвитиным шестью годами ранее. В 1646 году экспедиция вернулась в Якутск.Но все силы русских первооткрывателей были кинуты на северные окраины здешнего региона - это время появления на картах таких рек как: Колыма, вышеназванного Амура, Олёкмы и многих других. Это также время открытия Чукотки и реки Анадырь.
В 1660 году Курбат Иванов - первооткрыватель Байкала отплыл из Анадырского залива к мысу Дежнёва. Кроме своих ранних карт, Иванов взялся за создание первой карты Чукотки и , и того что позже будет называться Беринговым проливом , на которых на основании данных, собранных у чукотских аборигенов, впервые появились (очень схематично) ещё неоткрытые остров Врангеля, оба острова Диомида и Аляска. Таким образом, в середине XVII века Россия установила свои границы близко к современному их состоянию и исследовала большую часть Сибири, кроме восточной Камчатки и нескольких регионов за полярным кругом. Завоевание Камчатки осуществлялось в начале восемнадцатого века Владимиром Атласовым, а исследование арктического побережья и Аляски было завершено Второй Камчатской экспедицией в 1733- 1743 годах.
***
Дни созерцания
Переходя к делам насущным, с трудом отвлекаясь от изучения истории географических открытий, можно было сказать, что «Гельвеция» даже ускорила свой ход - за счет уменьшения своего веса, по причине потери десятков тонн угля и благодаря силам команды машинного отделения текущая скорость движения состава десять узлов. Стали встречаться небольшие лодки японских рыбаков, реже - русских. Иных здесь не было, и быть не могло.
Во время обеда в столовой разразился большой силы конфликт. Поводом для нее послужила дискуссия насчёт территориальных претензий к Японии. Первоначально разговор велся спокойно - стороны, представленные двумя рядом стоящими столами из состава компании высокопоставленных военных и научным составом мирно обсуждали Японскую войну 1905 г.
Но один академик, как оказалось позже, слегка подпив до этого у себя в каюте, по причине почтения памяти усопшей пять лет назад жены, что весьма странное явление среди русского народа - поминать мертвых спиртом, начал рассказывать с хвалебной коннотацией о «освободителях» японцах и о том, какая прекрасная страна и он был бы рад тому, чтоб лучше вся Россия вошла в состав «великой» Японской империи. Конечно понять востоковеда и японоведа можно, он был влюблен в Японию.
Но на фоне того, что возле него сидели военные, да и к тому же, косвенным образом участвующие в вышеописанном Николаевском инциденте, это было крайне глупо. Усугубило положение его реплики и поддержка со стороны научной редколлегии - подозрительно симпатизирующей японцам и имеющим тесные связи с ними.
Как и полагалось - риторика военных изменилась, хоть и не была излишне критической к объекту обсуждения, ведь не без японцев, хотя вели они себя как оккупанты, но иначе никто бы себя иначе и не вёл, в обмен на просьбу помощи от белогвардейцев, не имеющих никакой политической силы за собой к 21-22 годам, весь ново названный Приамурский земский край еще держалась на плаву.
Но вновь усугубив разговор, человек науки стал обвинять чуть ли не персонально генералов в том, что они сдали или даже продали Сахалин с потрохами в обмен на билет на этом судне. Но тут уже не выдержали и началось представление.
Все самое интересное происходило в первые минуты: поломанные стулья, головы, посуда, перевернутый стол, паника и бегство мирно обедающих. Как итог - подоспевшие матросы и решение капитана о позорной для представителей высоких сословий гауптвахте. И это при том, что пьяным - и то, с преувеличением, был лишь один человек.
Генералы пытались сопротивляться решению капитана, посылая в его сторону чертовские оскорбления и пожелания, вплоть до того, чтоб этот корабль утонул к чертям собачьим. Но матросы были сильнее толстых стариков. Вот так легко было сменить каюту первого класса на позорную обитель. Приступ ярости капитана корабля - Константина Львовича, не проходил целый день. Ох, как же он жалел, что подписался на это дело. Он мечтал вести свой сухогруз и ни о чём и ни о ком не думать.