- Отец, у нас проблемы. - С зелёным выражением лица синхронно сказали оба.
- Что случилось? Корабль? Карт нет? - со скоростью стрельбы пулемета начал задавать вопросы Константин Львович.
- В том помещении обнаружены мертвые тела детей, предположительно семилетнего возраста. Судя по всему... - тяжело вздохнув, не стараясь продолжить, они умерли давно. Но надо уточнить точно. Может Евгений нам в этом поможет или кто-то из врачей, тот же судовой. Надо понять, что и когда произошло.
- Буди скорей Врублевского и Лазарганского, то бишь судового докторишку, если надо, привлечем и пассажиров. Тут врачей достаточно, может кто-то и поймет. Но откуда они...
- Среди пассажиров, потерявшихся нет. Да и как они бы туда попали - во второй день, там же все закрыто и законсервировано. До жилых помещений далеко.
- Так, а кто тогда у руля будет. Кто там следующий на вахту? А, ну пусть Врублевский и будет, а мы тогда пойдем. Судя по вашим физиономиям сна у нас всех еще долго не будет. И дело не в шторме...
- Да там такое. Но надо прояснить ситуацию. Иначе потом затягают. Вы же понимаете. Это вам не мертвая куница или голубь. Ох, первый раз такое вижу, несмотря на то, что видел всё, кроме, разве что, Парижу.
Евгения ломало в очередной раз. Будто он был поленом, которое все не могли расколоть. Он спал лишь четыре часа, все остальное время блуждал как маятник - туда-сюда, по своей маленькой обители. Один полный цикл «маятника» занимал секунд семь, не больше, так он выдумывал очередное средство от пронзительной боли в височной области, сухости. Он был похож на разбитого, но все еще не убитого, чумой, человека. Осталось лишь на двери нарисовать крест и дождаться отправления в ад. Хотел сказать, что в Вальгаллу - но нет, чертог для павших в бою, с германо-скандинавской мифологии совершенно не подходил к нему. Он не воевал, несмотря на слухи, был полностью отдан морю и добровольному флоту.
Его здоровье окончательное ухудшилось тремя сутками ранее. Он хуже соображал, вообще не ел, и очень много пил. Так много, что полный стакан воды он выпивал примерно каждые полчаса.
Будто находился в пустыне. Лицо опухло и выглядело еще хуже прежнего, болела печень и при этом хотелось кого-то рвать, выплескивая свой гнев. Он понимал, что в сейфе есть еще немного - теперь он приловчился употреблять порошок посредством слизывания, эдакого обнюхивания. Получалось «неплохо». Только бы заступить на вахту и заставить капитана дать ключи. Он срывался, чтоб уже заблаговременно стать у руля. Лишь бы получить райское удовольствие. Ему постучали, открыв дверь, удивился, что его пришло «будить» полкоманды, попросил несколько минут, чтоб «привести себя в порядок», но поздняя реакция все же наступила - он открыл приоткрытую ранее дверь и спросил, что за бедствие сотворилось, проанализировав лица своих коллег.
Врублевскому сказали, что в одном из помещений обнаружили бездыханные тела двух мальчишек. Он моментально отреагировал, за секунду накинул на себя неуставное верхнее одеяние, от такой вести попросился пойти на «осмотр», и делегировал свои полномочия, сообщив, что на минуту останется и приказал одному из матросов - не сильно желающего наблюдать эту картину, побыть в «карауле», на эти пару минут. И он, как и большая часть команды увидели это собственными глазами. Капитан странно посмотрел на Евгения Николаевича, не понимая его напора, ведь ему и самому не желалось смотреть на такое.
Черты лица были жестко искажены. Тела выглядели еще более ужасно, чем час назад, на это были определенные биологические причины, но не хочется говорить. Ужасный запах выбил из всех охоту «исследователя». Не будем об этом кошмаре. Души мальчишек не могли вырваться из этой комнаты на протяжении трёх, девяти суток.
Лишь потом боцман понял, почему первые три секунды открыть дверь представлялось с большим трудом - души вырывались и создавали напряжение. Капитан не смог держать дверь открытой более мгновения - дверь вновь закрыли. Судебный доктор, едва сдерживая позывы на рвоту, он только недавно ел, моментально сказал следующее: недели две.
Матросам было велено законсервировать все помещения в этом отсеке, сон у боцмана и капитана, и тем более у Николаевича исчез. Такое не каждый бы выдержал.
Они молча поднялись в кубрик, где капитан - человек не выносящий категорически алкоголь на судне, внезапно достал из одного потайного дубового шкафчика две спрятанные бутылки горькой. Был повод. Вздохнув, он даже не посмотрел на них, и махнув рукой не глядя, и показал, что идти надо было в рулевую рубку.