Конечно, все это надо было проставить правильно, чтоб пассажиры не подумали, чтоб никто не узнал...чтоб...чтоб. Тысячи «чтоб» - головная боцмана раскалывалась. Он потерял своего родственника - дядю, то есть он был его кузеном. Но об этом никто не знал, хотя это не было секретом, не успели сблизиться. Да и когда, ведь работы у каждого достаточно, а время посиделок ничтожно мало, да и по обычаю всегда затмевается вопросами сугубо рабочего характера.
Боцман разговаривал в кают-компании о текущем и будущем. Единогласно была подтверждена его легитимность в праве управления. Тела решили спрятать в одно из «условно-прохладных» помещений в одном из отсеков, заведомо вытащив и переместив содержимое. Дело шло тяжело, болезненно. Смотря на тела с каждой минутой было все тяжелее - осознание потери компрессировало грудную клетку Боцмана. Ему становилось не по себе.
Он отдал последние приказания и откладывая на потом уйму разных тем для обсуждений, постарался взять надежду на сохранение спокойствия, хотя бы в той степени, какой есть. Здесь нельзя было поддаваться категорически на удручающую обстановку тех часов, позднего октябрьского вечера.
Боцман находился в предынфарктном состоянии, он как губка, поглотил весь пережитый стресс, при этом оставаясь на ногах и не выплескивая эмоции наружу. Но он этого не знал. Ему становилось все хуже и хуже, оставшись в каюте, он даже не пытался заснуть. Перед глазами была одна и та же картинка - взъерошенный Врублевский, мертвый Лев. Отдав указания не менять курс, не заходить в рулевую, идти с ходом в 7-8 узлов, боцман допустил роковую ошибку. Да, его послушали, и сделали все как надо - в рулевую из-за ряда суеверий, пронзивших и мужские головы, заходить особо не хотелось. Но помимо этого на корабле, то и время - между собой, возникали вспышки еще одной опасности, а именно, дурных слухов и обвинений. Потому что кто-то посчитал высказать такую дрянь, что боцман неспроста убил зама, и почему он вообще его убил? У него естественно силы спросить не было, и вот - понеслось. Узнали и машинисты, и доктор узнал, схватив второй обморок за день.
За спиной человека строить козни - иначе не назовешь.
Это некрасиво, хорошо, что он знал этого, пока не знал, так как трупов могло быть больше. Нестабильное психологическое состояние и провокации, а тем более обвинения - вещи несовместимые и взрывоопасные. Ночью в каютах членов экипажа то ли дело включалось освещение. Переживание все больше росло - и непонятно почему. Ведь сам факт убийства был принят вполне спокойно, не без мужской скупой, но ночь все усугубила.
Возможно, надо было держаться вместе, так как Лев Константин был близким для всех человеком, и потеря его оказала глубинное влияние на всех. Но если посудить - не дети же. А оказалось, что все же дети. Глупцы не смогли не обмануть себя - и все же ночью, тихо, скрытно, решили продолжить «поминать». «Кюрассо» водочного завода братьев Злоказовых с Екатеринбурга, смягчило боль и сбило бдительность - вызванную напряжением, у многих, досталось даже и кочегарам.
А сердце боцмана разрывалось от боли, сильная стенокардия ввела в его бессознательное состояние в третьем часу ночи, пока идиоты обманывали его, он нуждался в их помощи.
«Гельвеция» блуждала, казалось бы, бесконечном заливе Аляска. Последние схожие на верные координаты были установлены два дня назад - что было удручающей халатностью, особенно в такую непредсказуемую погода. Пароход - после крена, вновь стабилизировал своё положение. Табу на вход в рулевую не был нарушен и праздношатающиеся причастные к распитию алкоголя, разбрелись кто куда. Лишь один - из старших матросов, не разделил браваду и другие вялые проявления охмеления, такие как попытка песнопения. Он не сумел пойти наперекор мнению большинства, пожелавшего вскрыть перепрятанное хранилище с водкой. Усопшему хранителю надо было действовать исключительно в одиночку. И зря он воспользовался небольшой помощью трех матросов, которые все же заметили торчащие бутылки в деревянном ящике, небрежно накинутые какой-то парусиной. Выпили не сказать, что и много, достаточно, часть они оставили на следующий, уже плавно ставший сегодняшним, вечер и аккуратно спрятали. Как оказалось - не зря.
Боцман пришёл в себя лишь в лазарете. Ему долго стучали утром - позже дверь была вскрыта. Моряки требовали указаний и инструкций, после недолгих поисков по всему кораблю, решили вскрыть дверь - ключи благо хранились у баталёра - заведующего хозяйством корабль. Он был едва не единственный человеком на корабле, кто не являлся моряком вообще, и был дан в помощь правительством Приамурского земского края.