Но семья ничего не могла сказать - большего у них и не осталось, да хоть что-то. Да и как полагалось, мужчины труднопереубедимы. Не все, но в массе своей.
Странная затея с перевозкой пряностей обернулась фиаско. Те несколько футов оставшихся в закромах, не дали бы реальных средств, да и к тому же сейчас. Антрекота под рукой не было и не могло быть, рибай не сделать, так что ни кардамон, ни молотый перец, ни мускатный орех - не пригодились бы. Граф весьма быстро нашёл свои родненькие поклажи среди всего этого «роскошного» безумства. Открыл - взял несколько брикетов и вновь, очень странно, ощущая взгляды удивленных «носильщиков», побежал в сторону толпы.
Приступ боли в челюстном отделе несколько утих, видимо от предвкушения реализации своей, без малого, садистической идеи. Скомандовал окружить ту самую братию курильщиков - как ему не хватало всегда подчиняющихся «слуг», к чему он привык. Публика, состоявшая из простых людей, явно, не желающих, кому-то служить, тем не менее, благодаря скорей оскалу лица, выраженному в крайне агрессивном виде, тем не менее подчинилась. Пока те, даже не замечали, что вокруг них происходит, мужчины, да и некоторые женщины, стали «окружать» «негодяев». Робко, но тем не менее, сжав плотным кольцом любителей табака.
В это время, Поварнин подошел к Терещенко, который держал, будто собачку, то есть на привязи - зачинщика сего действа. Леонид - а именно так звали этого господина, был очень удивлен, тому как на него смотрел малознакомый человек. Да, он конечно знал его, ведь тогда, на берегу, вот там, прям за спиной, он поднимал руку за него.
Ожидал нечто подобное выговору - примерно так на него, смотрел в юношестве, один из его учителей. Но нет.
Он не сказал ни слова, разорвав на полу один из брикетов, взял несколько мускатных орешков - примерно с полдюжины и злостно стал перетирать в руках, а затем, к молчаливому удивлению своего приятеля сахарозаводчика, принудил жестикулярно открыть рот и стал запихивать туда всё, что у него было. Тот отчаянно сопротивлялся с практически первой секунды.
Поскольку мускат обладает сильным запахом и едким вкусом, от которого наблюдается слабое онемение ротовой полости и неимоверно выворачивает наружу. К тому же подобная субстанция плохо подходит для глотания - это примерно то же, что жрать песок. Но это еще не все, ведь, как оказалось, Поварнин, знал толк в этом деле! Мучительные боли во рту, при сжатой челюсти руками злобного карателя - были лишь цветочка. Попытки рвоты также не удавались. Терещенк находился в глубоком недоумении, тем не менее, не давал возможности рукам и ногам Леонида сопротивляться, крепко их фиксируя.
Чем-то вся эта затея напоминала насильственную процедуру введения пищи в организм гусей, дабы в итоге получить французский ценнейший деликатес, а именно - жирную печень (фуа-гра). К слову, практика принудительного кормления птиц восходит к эпохе Древнего Египта, о чём свидетельствуют настенные изображения, обнаруженные в древних некрополях Саккары (возраст ок. 4500 лет). Египтяне искусственно откармливали несколько видов водоплавающих птиц, в том числе гусей, измельчённым зерном, предварительно обжаренным и вымоченным.
Практика такого кормления продолжалась в Древней Греции, а также в эпоху Римской империи. Древнегреческий писатель Афиней, и несколько греческих драматургов упоминали в своих творениях греческую методику откорма водоплавающих птиц растолчённой в воде пшеницей. Римский писатель Плиний Старший упоминает об искусственном вскармливании гусей, для чего римляне использовали просушенные и растолчённые плоды инжира, которые для смягчения размачивали в течение 20 дней.
В IV веке в римских античных кулинарных книгах (De re coquinaria d’Apicius) появились первые рецепты. Полученная при откорме печень называлась на латыни Jecur ficatum, что буквально означало «фи́говая печень». Потомки сохранили в названии продукта слово ficatum или фига, которое к VIII веку трансформировалось в слово figido, а к XII веку в fedie, feie и, наконец, превратилось в «foie» (фуа) в романских языках.
Но нет, все же бедняга, который еще десять минут подбадривал публику, не являлся объектом, из которого намеревалось сделать подопытного гуся. Все было куда прозаичней - но об этом еще никто не догадался. Все внимание было обращено на стычку обкуренных с теми, кто их окружил. Тем временем граф хладнокровно раскрывал челюсть и засовывал туда какие-то специи, молотый перец, и вновь разбивал кулаком и делал в молотом виде мускатный орех. Но все, кажется было достаточно.