— А я ничего не возражаю, — сказала Наталья Константиновна и отправилась за заказом.
— Видишь, — наклонившись с улыбкой к Чижову, сказал отец Николай, — какое я заветное слово придумал, помятуя об её украинском происхождении? «Будь ласка» по-украински значит «будь добра», а я сделал такой русско-украинский гибрид: «будь ласточкой». Видишь, несёт.
Наталья Константиновна внесла поллитровую банку козьего молока и плеснула отцу Николаю в борщ три столовых ложки. При виде такого неслыханного безобразия и кощунства Вячеслав раскрыл рот и даже отложил от себя свою ложку.
— Как это понимать, отец Николай? — от удивления и негодования он даже забыл про звательный падеж.
— Так уж и понимай, — сказал отец Николай. — Ты вон каждую ложку крестишь и каждому огурцу кланяешься, а я, грешник, в последний день Великого поста борщ молоком заправляю.
— Да, в общем-то, небеса не разверзнутся, конечно... — выдавил из себя, как из тюбика, строго постящийся гость. Он вздохнул, покачал головой, вернул ложку и стал доедать борщ.
— Ещё кому-нибудь побелить? — спросила матушка простодушно.
— Спасибо, Наталья Константиновна, я уже почти доел, — пробормотал Чижов и устыдился того, что не проявил солидарности с отцом Николаем. Но, с другой стороны, у него ведь не было потребности белить борщ, который, бели не бели, вряд ли сделается вкуснее. И всё же надо было хотя бы ложечку дозволить, а то получалось, что он заодно с Вячеславом. Но, с другой стороны, и пост ведь не отменила Церковь, как не отменила и телевизор... В таких путаных раздумьях он всё же одолел второй этап обеденных мучений, а от третьего хотел храбро отказаться, да не смог. Матушка сказала:
— И без разговоров. Откуда силы-то возьмутся?
— Силы должны от Господа посылаться, — заметил Вячеслав, сам, однако, не отказываясь от гороховой каши.
Попробовав вермишель с грибной подливой, Чижов горестно пожалел, что тоже не заказал себе гороховую кашу.
— Чего ж ты ешь тогда? — спросил Полупятов у Вячеслава. — Не ел бы, коли тебя Бог питает.
— А я и не утверждаю, что я святее всех, — отвечал Вячеслав. — Такой же в точности грешник, как и все остальные, а в прошлом и вовсе на дне лежал, только в последние годы со дна стал выкарабкиваться. Но хотелось бы дойти до такого совершенства, чтобы и не есть вовсе, а только Божьим словом выть свою потчевать.
— Да нет такого слова! — возмутился отец Николай. — Что за выть такая? Никогда не попадалось мне в старославянском.
— Как нет! Есть, — возразил гость твёрдо и уверенно.
— Наташ, принеси словарь Даля, будь ласточкой.
Доставленный матушкой словарь, увы, сулил посрамление не Вячеславу, а отцу Николаю. «Выть» в значении «позыв на еду, алчба, аппетит, голод, охота есть» там действительно имелась. Потерпев сокрушительное поражение и как постник, и как знаток русского языка, батюшка поднялся из-за стола, провозгласил благодарственные молитвы и чай отправился пить отдельно в свою комнату, приказав на прощанье:
— Вячеславу и Василию два часа перед баней поспать, а Алексею топить баню.
— Топится уже вовсю, отец Николай, — отрапортовал Полупятов.
— Следить, чтобы натоплена была, как подобает. Чтобы Христово Воскресение чистым телом встречать, не токмо чистой душой.
— Мы, матушка, тоже пойдём в гостевую чай пить, — сказал Чижов. — Спасибо за необычайно вкусный обед.
— Без этого самого обед — всё равно что его и нет, — молвил Полупятов, видимо, вознамерившись стать местным сочинителем прибауток на определённую тему.
— Завтра будет это самое, потерпи, Лёша, — взмолилась матушка. — Не пей уж до праздника и не ходи никуда, ни в какие «Девчата», за баней следи, да в храме печку топи, — чтоб тепло было. Ночи-то ещё холодные.
Чижов не собирался пить чай в гостевой избе, он просто прекрасно помнил, каковы у матушки чаи. Выйдя из дому вместе с Вячеславом, он подивился на его пальто — погода стояла довольно тёплая, конец апреля, солнышко. Но потом смекнул, что Вячеслав, должно быть, сильно воздерживался весь пост, оттого и зябко ему. Батюшка ведь про него, кажется, сообщал, что он вообще не вкушал пищи с самого начала Великого поста.
— Вячеслав, — обратился Чижов к нему, направляясь к гостевой избе, — это про вас отец Николай рассказывал, что вы так строго поститесь?
— Весь Великий пост ничего не ел вовсе, — с гордостью отвечал Вячеслав. — В Лазареву субботу впервые вкушал соки, приготовленные из моркови. В Вербное воскресенье — твёрдую пищу. В начале Страстной седмицы приехал сюда, к отцу Николаю. В дороге уже ел и картошку и овощи, будучи путешествующим. А здесь, у отца Николая, встретил разносолы. Я, конечно, не в осуждение, ибо осуждение само по себе есть великий грех, но то, что произошло сегодня на наших глазах, по-моему, ни в какие ворота не лезет. С таких побелок борща и начинается беззаконие. Врагу рода человеческого только дай, во что коготок вонзить. Я отца Николая не осуждаю, но и, как говорится, не одобряю. Невольно начнёшь верить слухам о том, что он не раз был уличён в тайноядении.