Гаевой ощупью обеими руками поискал в карманах папиросы. Не нашел, взял последнюю у Макарова.
— Вчера мне из ЦК звонили, предупредили, что завод сверхмощных танков могут пустить досрочно. Представляешь, как мы будем выглядеть?
— Н-да-а-а… — неопределенно протянул Макаров и потер висок. — Не завидую ни Кайгородову, ни директору, ни… тебе…
— Тогда помоги. Подумай, что можно сделать. И смотри на эту просьбу как на партийное задание.
— Не одному мне, наверное, дал такое задание?
— Не одному. Теперь о твоих делах. Ты ведь тоже топчешься на месте. Нарком обязал тебя увеличить выплавку стали до миллиона тонн, то есть в полтора раза, я ты поднял производство на несколько процентов и почил на лаврах.
— Печи больше не дают.
— Печи вообще не дают. Дают люди, а с ними работать нужно.
— Слишком общий совет.
Гаевой поднялся, подошел к окну, выходившему в цех.
Мимо прошел паровоз, подал к печам вагонетки с железным ломом. Рабочую площадку заволокло паром, потом пар рассеялся, вырисовались печи, открылось завалочное окно одной из них, и сноп ярчайшего света ударил в глаза. Гаевой зажмурился и отвернулся.
— Хорошо. Поговорим конкретнее, — сказал он. — Заметил ли ты, что даже лучшие наши сталевары только часть операций ведут образцово? Возьми, к примеру, Шатилова. Владеет искусством все время поддерживать в печи высокую температуру — он мастер теплового режима. А Пермяков — мастер шлакового режима: у него в печи всегда прекрасный шлак, активный, подвижной, хорошо передающий тепло металлу.
Макаров удивился. За короткий срок Гаевой в таких тонкостях сам разобраться не мог. Значит, подробно и по душам говорил с людьми.
— На тринадцатой печи, самой холодной в твоем цехе, — продолжал Гаевой, — работает сталевар Чечулин. Это художник по завалке. Так распределяет руду и известняк, что шихта легко плавится. А вот доводка плавки, полировка, как говорят цеховики, у него не получается. И хотя он далеко не из первых в цехе, а на этой печи самые высокие показатели у него. Вот бы старым сталеварам взаимно подучить друг друга да заодно передать свой опыт Смирнову. Он так тянется к знаниям. В первую ночь, как приехал, в общежитии ночевал у Шатилова и Бурого. Сначала я ребятам спать не давал, потом они мне. Все выложили. Бурой на всех и на все жаловался. Характер уж такой беспокойный. Да еще пьет. Но здравого смысла парняга не лишен. И знаешь, что в нем привлекает? Болеет больше за других, чем за себя…
Снова мимо окон прошел паровоз, увозя вереницу порожних вагонеток, снова все заволокло дымной пеленой. Дверь открылась, и в кабинет неуверенно шагнул старик в овчинном полушубке и меховой шапке.
Гаевой не сразу узнал донецкого каменщика.
— Дмитрюк! Дед Мороз! — Парторг пошел ему на встречу.
Дмитрюк обнял Гаевого, коснулся сухими, потрескавшимися губами его щеки.
— В Донбассе мы с тобой таких родственных чувств не выказывали, — пошутил Гаевой. — Где бороду и усы потерял?
— Ох, Григорий Андреевич, такое пережили, что… все родственниками сделались. — Старик снял меховую шапку, поискал глазами, куда бы деть ее, и бросил на стул. — Борода во время эвакуации сгорела. В эшелоне. Пожар тушил. А на горелой земле, сами знаете, и бурьян плохо растет. — Дмитрюк провел рукой по щеке, где на обожженной коже неровными кустиками топорщились седые волосы.
Гаевой придвинул старику стул, сел рядом.
— Здоровье как? По-прежнему ревматизм мучает?
— Какой там ревматизм! — отмахнулся Дмитрюк. — И в помине не осталось. Бухгалтершу нашу помните? Ее то в Москву лечить возили, то на курорт, а теперь подхватит полмешка картошки на базаре и тащит до самого дома без передышки. У многих болячки прошли. Вот души у людей болят, это верно…
— Сыновья пишут?
— От старшего получил недавно, а от Славки… никаких вестей. Ума не приложу, что с ним. В один полк с нашим парторгом Матвиенко пошел. Тот прислал письмо, а мой — нет. — Последние слова Дмитрюк произнес задумчиво и как-то машинально — должно быть, вспомнилось что-то хорошо запечатлевшееся из короткой Славкиной жизни.
— Как жена Матвиенко?
— В спеццехе снаряды точит. Стахановка. Зарабатывает порядком. И с детьми уладилось — в садик ходят. Вести какие с той стороны есть?
— Вестей немного, — неохотно ответил Гаевой. — Пустить завод наши люди гитлеровцам не дают. Но не все оказались нашими. Вот и Крайнев работает у них начальником механического цеха.