О чем я и поведал Сорену. Тот хмуро слушал, явно не слишком согласный, но не спорил. И вспомнил наконец с кем говорит. Ожидать от черного мага, якшающегося с темными силами сострадания, все равно что ждать, что хищник станет травоядным.
— Не одобряешь? Можешь не смотреть. В любом случае, до окончания церемонии, уехать из города не получится, страже дан приказ никого не выпускать до следующего утра.
Гвардеец пожал плечами.
— Мы могли бы силой прорваться.
Похоже продемонстрированные вчера воинские навыки стражей у ворот не произвели на Сорена особого впечатления.
— Могли бы, — согласился я. — Но зачем устраивать лишний шум, если можно подождать.
— Будете смотреть? — угрюмо выдохнул Сорен.
Я хмыкнул.
— Есть такая старая пословица: не нужно быть всем дыркам затычкой. Если местные решили поклоняться темному божеству, то это исключительно их право. Ты не рыцарь-защитник, а мы не святое воинство, огнем и мечом выжигающее перед собой все живое. Люди сделали выбор, у них есть на это право.
— А права людей, которых принесут в жертву? — быстро уточнил гвардеец.
Из моей груди вырвался незаметный вздох. Только философских диспутов не хватало. Я и правда не собирался вмешиваться, разве только если местные потащат на алтарь резать глотки малолетним детям, тут уж хочешь не хочешь придется останавливать действо, иначе получишь такой крен в равновесии мироздания, какой никакими поступками потом не выправишь. Но рисковать ради каких-то ублюдков? Нет уж, увольте.
Зато с удовольствием погляжу на воздействие на тонком энергетическом уровне божественного порядка, это может быть интересным с точки зрения магической составляющей.
В конечном итоге, на мир необходимо смотреть холодно и отстраненно, и уж точно не бросаться спасать всех подряд. Потому что иному тонущему нужно бросать не веревку, а бетонный блок, чтобы точно утонул.
Что касается наемников, то за них я не беспокоился. И Берг, и Дитрих давно усвоили жизненное правило не лезть в чужие дела, особенно когда никто этого не просит. Играть в защитников не станут, тем более рисковать жизнью ради отребья, судя по всему пойманному на воровстве или другом преступлении.
— Пошли, спустимся вниз и позавтракаем. Кажется основное действо начнется ближе к обеду, не хотелось бы пропустить, — я хлопнул по плечу Сорена и направился к двери.
Глава 26
26.
На завтрак подали скворчащую яичницу с беконом в сковороде, едва снятую с огня, огромную глиняную кружку холодного эля и свежеиспеченный хлеб, от аромата которого можно было сдуреть.
— Царская трапеза, теперь я верю, что городок под покровительством темных сил, иначе такого совершенство мы бы не увидели, — пошутил я, с энтузиазмом принимаясь за еду. Бурная ночь с неутомимой на ласки Хизер требовала восполнения потраченных сил, я ел быстро и с удовольствием.
Сорен в свою очередь вяло ковырялся в тарелке, явно занятый другими мыслями. Его переживания по поводу судьбы незнакомых бродяг начали раздражать. Я взмахом руки подозвал хозяина заведения, как и вчера коротавшего время за длинной стойкой из толстого дуба. Дородный трактирщик с готовностью подошел, на лице расплылось угодливое выражение с готовностью услужить. Щедрая плата за комнаты и удобства, а также отдельно за ужин произвели должное впечатление, чтобы относиться к конкретно к этим гостям с подчеркнутым радушием.
Деньгам везде рады, все и всегда.
— Скажи, уважаемый, кого сегодня будут казнить? — спросил я и пояснил: — Мы слышали о предстоящем празднике и хотели бы знать подробности.
Физиономия трактирщика на мгновение посуровела. Кому охота рассказывать о таких делах, особенно косвенно признаваясь в собственной причастности. Но уловив равнодушный тон, с нотками доброжелательности и ленивого интереса, пузан приободрился, даже взглянул удивленно, не ожидая такой реакции на казнь.
У меня мелькнула веселая мысль: знал бы он, с кем говорит, так бы не удивлялся.
— Так это, ваши милости, преступников будут казнить… — на последнем слове толстяк запнулся, явно находясь в курсе истинной подоплеки предстоящей «казни». Впрочем, как и основная масса местных жителей.
— Преступников? — протянул я. — Не здешних похоже.
— Не здешних, ваша милость, как есть не здешних, — быстро закивал трактирщик.