Линия Заклинателей драконов пресеклась, — сказал Рэггинбоун. — Рьювиндра Лай давно умер. Спроси ее…
Но ясновидящая продолжала:
Некто совершает сделку с тем, кого не называют. Рьювиндра Лай спал глубоким сном, пока в яйце не зашевелился зародыш. Лай продал свою душу, дабы приручить последнего рожденного в роду драконов.
Почему Неназываемому пришла в голову подобная сделка? — спросил Муунспиттл.
Из–за дракона. Продав себя, Лай продал свой Дар и свое создание. Он отдал на службу Старейшеемy Духу свое владение огнем. Это оружие, которое давно ищут.
— По нынешним временам — неуклюжее оружие, — сказал Муунспиттл, — непредсказуемое, перегревающееся, чрезмерное. Что за польза от дракона в наши дни? Это все для восемнадцатого века.
Нынче век двадцатый, — вздохнул Рэггинбоуи. — Колесо сделало полный оборот. Дракон или бомба, кто заметит разницу? Кроме того, Старейший принадлежит не только нашему времени, а нсем Временам, владеть драконом престижно, с ним можно войти в историю. Он никогда не откажется от этого символа, который можно показать миру. Однако может быть и другая причина…
По какой причине Старый Дух так жаждет обладать последним драконом, Бетесни? — спросил Элиивэйзар.
Это было последнее и единственное оставшееся яйцо Сенексисс после ее соединения с Фарайиизоном. В теле дракончика находится наконечник, который давным–давно вошел в его отца. Умирая, Фарайиизон приказал жене проглотить его сердце, бывшее осколком Лоудстоуна, который делал его повелителем огня, и так дух его смог перейти в одного из его отпрысков. Сенексисс, как время пришло, полетела на могилу дракона и, выдыхая огонь, отложила там яйца. Но Рьювиндра Лай нашел их, хоть в этом месте никогда не ступала нога человека, и взял самое драгоценное яйцо, а остальные уничтожил, разбив их скорлупу молотком. При этом он расколотил и черепа нерожденных драконов.
Он любил драконов, — признал Муунспиттл. — Этой любовью была одержима вся его родня.
Тон ясновидящей не менялся.
Лай без сожаления отдал себя, — сказала она. — Он может оплакивать свою жертву, но уже не может ослушаться. Вот цена, которую он заплатил.
А теперь? — спросил Рэггинбоун. — Заклинатель драконов все еще жив? Спроси ее.
Один — жив, — сказала сивилла. — Рьювиндра Лай убит, но другой из этого рода занял его место. Однако он уже не чистых кровей, и его Дар изменчив. Он нуждается в Старом Духе для усиления своей энергии. Так Неназываемый накрепко овладел его душой.
А дракон? — спросил Рэггинбоун. — Что с драконом? Должно быть, трудно прятать подобное существо в этом мире.
Где он прячет дракона? — спросил Муунспиттл. — Он Здесь и Сейчас или — За?
Не могу ответить. — Впервые сивилла помедлила с ответом. Ее единственный глаз заметался, слабеющий луч тускнел, будто выбирался из глубин мрака. — Он… слишком хорошо… спрятан. И над демоном, и над драконом — туман.
Он скоро себя объявит?
Не знаю. Я могу видеть то, что было, то, что есть, но не то, что будет. Только одна из моих сестер может проникнуть в будущее, и ее сердцу тяжело и страшно от того, что она видит. Она предвидит слишком ужасные события, которые невозможно предотвратить, она потеряла веру в ленивое Провидение — она не верит даже в само Время — и теперь она спит таким глубоким сном, что ее невозможно разбудить. Дух ее ушел, а тело разжижилось. Даже некроманты не могут вызвать Скэту. — Она замолчала, а когда вновь заговорила, то голос ее отдавался все затухающим эхом. От этого эха веяло холодом, как от арктического ветра. — А теперь я устала. Больше ничего не могу увидеть. Отпусти меня.
— Погоди. — Рэггинбоун нависал над Муунспиттлом, как Мефистофель, не отпускал его, настойчиво в ухо шептал свои требования. — Спроси ее о сове.
—О сове?
— О сове, которая больше, чем орел, быстрее, чем биение времени. Возможно, она — посланец… ворует души…
Когда Муунспиттл задал вопрос, ясновидящая уставилась на него своим единственным глазом. Глазное яблоко, у которого не было век, покрылось розовыми венами, они, меняясь, становились синими. Радужная оболочка переместилась в центр, став похожей на мишень. Мишень, из которой может быть произведен обратный выстрел. Ищущий луч заметался над головой прозрачного тела, и его почти не было видно сквозь прозрачность костей.
Я устала, — повторила сивилла. — У меня нет сил следить за птицами.
Постарайся. — Голос Рэггинбоуна говорил губами Муунспиттла, руки их повторяли движения друг друга, они сжимали периметр круга, усиливая границу, за которую невозможно выйти. Мерцание огня с потрескиванием разгорелось в пламя.