Через час, когда солнце уже растопило изморозь на крыше, Том вывел наружу молодого коня – из тех, кого натаскивал на прошлой неделе, – и одним прыжком вскочил в седло. У коня, как и у всех лошадей, побывавших в его руках, был легкий, свободный шаг. Том неторопливо поехал по грязной дороге к лугам.
Проезжая мимо речного домика, Том заметил, что шторы в комнате Энни уже раздвинуты, а немного дальше заметил следы на обледеневшей траве у дороги и ехал по ним, пока те не затерялись в ивняке, где дорога сменилась бродом – здесь можно было перебраться через реку по выступающим из воды камешкам. По влажным отпечаткам на камнях Том понял, что кто-то здесь уже проходил.
Конь заметил женщину раньше, чем сам Том, – он насторожился и навострил уши. Присмотревшись, Том увидел Энни, которая бегом возвращалась с луга. На ней были светло-серая плотная футболка, черные легинсы и спортивные туфли за сто долларов, которые недавно рекламировали по телевизору. Она его не замечала, и Том, остановив коня у самой воды, ждал, когда Энни подбежит ближе. Сквозь тихий плеск до него доносилось ее дыхание. Волосы она убрала назад, лицо от холодного воздуха и быстрого бега раскраснелось. Она смотрела себе под ноги, необычно сосредоточенная, и если бы конь тихонько не заржал, наскочила бы прямо на них. Но тут Энни подняла глаза и замерла ярдах в десяти от них.
– Привет!
Том вежливо коснулся шляпы.
– Бегаем трусцой?
Она приняла шутливо-оскорбленный вид:
– Я не бегаю трусцой, мистер Букер. Я просто бегаю.
– Это хорошо, потому что местные гризли охотятся только за теми, кто бегает трусцой.
Энни широко раскрыла глаза:
– Медведи гризли? Вы говорите серьезно?
– Понимаете, мы стараемся, чтобы они всегда были сыты. Следим, так сказать, за их питанием – ни в чем не отказываем. – Видя, что Энни по-настоящему встревожена, Том сменил тон: – Я шучу. Они здесь действительно водятся, но только в горах. Вы в полной безопасности. – Он хотел прибавить, что есть еще горные львы, но передумал: если она слышала про ту историю, что приключилась в Калифорнии, то вряд ли сочтет его слова забавными.
Энни посмотрела на него укоризненно – зачем он ее пугает, – но тут же улыбнулась и подошла ближе, щурясь и прикрывая от солнца глаза. Ее грудь и плечи колыхались в одном ритме с дыханием, от разгоряченного тела вились тонкие струйки пара.
– Хорошо спали? – поинтересовался Том.
– Я нигде хорошо не сплю.
– А как отопление? Оно некоторое время…
– Все хорошо. Правда, правда. Очень любезно с вашей стороны пригласить нас в этот дом.
– Дому полезно, когда в нем живут.
– Все равно большое спасибо.
Некоторое время они неловко молчали, не зная, о чем еще говорить. Энни протянула руку к лошади, но сделала это слишком неожиданно – та дернула головой и отпрянула.
– Простите, – пробормотала Энни. Том потрепал коня по холке.
– Протяните руку. Немного ниже, вот так – надо, чтобы он почувствовал ваш запах. – Конь поднес морду к руке Энни, щекоча ее и шумно вздыхая. На губах Энни заиграла улыбка, и Том в который уже раз подумал, что уголки ее рта живут какой-то своей жизнью, приберегая на каждый случай особенную улыбку.
– Он очень красив.
– Да, неплохой конь. Вы ездите верхом?
– Когда-то ездила. Когда была в том же возрасте, что и Грейс.
В ее лице произошла неуловимая перемена, и Том мгновенно пожалел, что задал такой вопрос. И не знал, как исправить ошибку, потому что понял: она винила себя за то, что случилось с дочерью.
– Надо возвращаться, а то еще замерзну. – Она, обогнув коня, заторопилась дальше, на ходу бросив Тому:
– А я думала, что тут уже весна.
– У нас говорят: если вам не нравится погода в Монтане, подождите пять минут.
Повернувшись в седле, он смотрел, как Энни переходит брод по камням. В одном месте она поскользнулась, и нога ушла под воду. Том знал, что вода сейчас ледяная.
– Подвезти?
– Не надо. Все в порядке.
– В два часа я заеду за Грейс, – крикнул он ей вслед.
– О'кей.
Перебежав речку, Энни остановилась и помахала ему. Том опять приложил руку к шляпе, глядя, как она снова перешла на бег, сосредоточенно глядя под ноги и ничего вокруг не замечая.
Пилигрим пулей вылетел на манеж, взрыв копытом красноватый песок. Напряженный хвост его судорожно подергивался, уши были в постоянном движении. Безумный взгляд устремлен на открытые ворота, через которые он только что выбежал и через которые, он знал, сейчас за ним последует человек.
Тот в этот раз был не на Римроке – он шел, держа в руках шест с оранжевым флажком и свернутую кольцом веревку. Выйдя на манеж, он закрыл за собой ворота и направился к середине. По небу низко бежали сероватые облачка, и освещение постоянно менялось – становилось то тусклее, то ярче.
С минуту конь и человек стояли друг напротив друга, как бы взвешивая свои силы. Наконец у Пилигрима сдали нервы. Он фыркнул и, опустив голову, отступил назад. Том же стоял неподвижно, как статуя, уткнув шест в песок. Потом шагнул к Пилигриму, одновременно приподняв шест, хлопая флажком. Конь тут же сорвался с места и бросился влево.
Он бегал по кругу, взрывая песок, фыркая и мотая головой. Его слегка приподнятый скрученный хвост со свистом рассекал воздух. Корпус повернут в одну сторону, голова – в другую. Каждый мускул тела напряжен – все в нем сосредоточено на присутствии человека. Чтобы ни на секунду не терять врага из виду, конь скашивал левый глаз. Ни разу не отклонился он от заданной страхом траектории: бесконечный ужас удерживал его в определенных границах, а другой, правый, глаз воспринимал мир как сплошное, бессмысленно кружащееся пятно.
Вскоре бока коня залоснились от пота, а в углах пасти выступила пена. Но человек продолжал гонять его по кругу, и каждый раз, как конь замедлял бег, очередной взмах флажка заставлял его вновь устремляться вперед.
Грейс следила на происходящим со скамьи, которую Том поставил для нее за оградой. Она впервые видела, как Том работает без своего коня. Сегодня в нем была особенная сосредоточенная напряженность, она заметила это сразу, когда он ровно в два часа приехал за ней на своем «Шевроле». Ведь сегодня – они оба знали – началась настоящая работа с Пилигримом.