Так почему в голове так несправедливо, так настойчиво бьётся слово «предательство»?
– Кому ты рассказал о трещине в воздуховоде? – так же мягко продолжил главный жрец.
Этот вопрос заставил юношу собраться. Жрецы хотят знать: далеко ли расползлась запретная мудрость?
– Никому, старший, – почтительно ответил Эшшу. Голос его звучал уже уверенно, негромко и спокойно.
Учитель поднялся на ноги – и сердце Эшшу оборвалось: вот сейчас, сейчас...
Но Ташур сделал несколько шагов к стене – туда, где лежала кучка наколотого угля. Взял несколько кусочков, вернулся, подбросил их в костёр и вновь опустился на колени. Даже не стряхнул чёрную пыль с замаранных ладоней.
Вдруг юноша понял: Ташур боится. Боится и за него, Эшшу, и за себя. Но больше всего, наверное, боится за свои расчёты и наблюдения за светилами. Боится, что будет разрушено последнее убежище, в котором можно укрыться от мира, где люди убивают людей и называют это доблестью.
«Пусть учитель предал меня – я не предам учителя!»
Супруг Змеи вновь разомкнул уста:
– Сайу, поговори с мальчиком.
Страх холодной рыбой плеснулся в сердце Эшшу. Его будет допрашивать знаток «змеиного сна»?
Конечно. Ведь не ожидал же он, что ему поверят на слово!
Сайу шевельнулась, точно скопировав позу Эшшу: чуть подалась вперёд, сцепила руки.
Женщина была ещё не старой, по-мужски крепкой, с маленькой грудью и плечами, по которым вились нарисованные чёрной глиной змеи.
Остальные жрецы не пошевелились, всё так же глядя в огонь.
Эшшу заставил себя успокоиться. У него была надежда.
Учитель готовил его к третьему испытанию, после которого Эшшу стал бы жрецом. Из обращения к нему исчезло бы слово «младший». Во время испытания его могли погрузить в «змеиный сон». Ташур не был глубоким знатоком этого искусства, но кое-что знал – и поделился с учеником простенькими приёмами борьбы с чужой волей. Оба ничего не говорили о подготовке другим жрецам: Эшшу боялся насмешек сверстников.
– Мальчик! – ласково позвала его Сайу. – Посмотри на меня, мальчик!
Откуда она взяла эту широкую налобную повязку? Каким неуловимым жестом ухитрилась надеть её на свои курчавые волосы? Теперь у неё над переносицей сиял небольшой яркий кружок, похожий на сочащийся светом камешек.
Эшшу знал, что это такое. Вогнутый металлический кружок собирал свет и притягивал к себе взгляд. Отвернуться от Сайу нельзя – неповиновение разгневает высших. Поэтому юноша устремил взор вроде бы в лицо жрице – а на самом деле чуть правее, на стену. На стене красовался ухмыляющийся во всю пасть снерк. Казалось, он тянет лапу, чтобы погладить Сайу по голове.
А женщина вдруг запела медленную, тягучую колыбельную. Все шаутис в детстве засыпали под этот напев.
Эшшу знал, зачем жрица поёт. Песенка была опаснее ножа. Она делала человека мягким, податливым, неосторожным, смиряла волю. Что говорил Ташур? Надо читать про себя стихи. Чтобы один ритм мешал другому.
Как и всякий шаути, Эшшу знал наизусть много стихотворных строк, их ещё в гнезде читали малышам учителя. И сейчас юноша мысленно призвал на помощь любимую «Песнь о Гиу-Та». Как там?.. «В час его рожденья море бушевало... Волны разбивались с грохотом о скалы... Волны...»
Знакомые строки ускользали, как рыбки, не давали себя поймать.
Напев негромко подхватили все высшие. Мелодия окутывала Эшшу, как мягкая сеть.
«Неужели и Ташур поёт? Море бушевало... о скалы... волны...»
– Мальчик, – вплёлся в песню вкрадчивый голос жрицы, – что ты успел прочесть – там, в Запретных пещерах?
Язык ответил раньше, чем мозг придумал ответ:
– Я читал про Доверенное Сокровище. Про клятву, которую жрецы дали Огненному Алонкею.
– Тебе было интересно?
– Да. Очень.
– Что ещё ты прочёл?
Эшшу незаметно вонзил ногти правой руки в пальцы левой. Боль прояснила разум.
– Ничего.
– Кому ты рассказал о своей находке? И о прочитанном?
– Никому.
«Я не сказал непоправимого. Я не погубил учителя... Этот снерк на стене, как он скалится! Будто сейчас прыгнет ей на голову...»
– Мальчик, очнись! – позвал голос Сайу.
Эшшу встрепенулся, захлопал глазами. Он почти не притворялся.
– Выйди в коридор, подожди там, – ровно сказал Супруг Змеи. – Мы позовём тебя, когда примем решение.
Юноша покинул пещеру. Он чувствовал себя вымотанным, опустошённым.
В коридоре у стены сидел Решги. Прислонился к стене и, казалось, дремал, хотя наверняка был настороже.