О Джакар Хитрец! Люди знают, что ты мошенничаешь, и просят тебя: поверни мою костяшку белой стороной вверх!
Сколько молений ежечасно летит к тебе, Джакар!
И одно из них тонкой беззвучной ниточкой дрожит над хмурыми скалами и подступающей к ним водой.
«Ты всласть поиздевался надо мною, небесный шулер! Может, хватит? Не пора ли тебе выбросить белую костяшку?»
Молитва не отвлекала Стайни от дела: стоя на коленях, он расшатывал кол. Вернее, пытался расшатать: здоровяк Думми вбил проклятую деревяшку от души, с чувством.
Цепь крепкая, звено к звену. И под рукой нет подходящего камня, чтобы врезать по железной змеюке.
А волны уже бросают пену к ногам. И темнеет, темнеет, будь оно неладно!
Чайки больше не орут – расселись по скалам.
А вот Стайни хочется заорать. В голос. Потому что сквозь молитву богу-игроку пробилась простая и чудовищная мысль: а почему он безропотно дал посадить себя на цепь, словно пса у конуры? Почему плёлся на гибель, да ещё сам нёс кол и свёрнутую цепь? Это ведь тоже оружие! Почему он не напал на этих кабанов? Да, его убили бы – но в драке! Его не рвали бы заживо адские крабы, не жрали бы его плоть у него же на глазах...
Стайни изо всех сил налёг на кол. Рука сорвалась, оставив на необструганном дереве кровавый след, и плюхнулась в волну, жадно скользнувшую к человеку. Ссадину обожгло. Это была привычная боль, к ней приучила солеварня. Там на всём оседает соль, любая царапина – пытка. А кровавый след от плети соль быстро разъедает до язвы.
Соль, плеть и сознание своей беспомощности... полной зависимости от хряков-надсмотрщиков... от стражников, которых вином не пои – дай поиздеваться над «солёной шкурой»...
Неужели всё это сломало Стайни, сделало из него раба? Навсегда?
И это самое «навсегда» уже заканчивается...
* * *
А ведь ещё недавно он возвращался из леса вместе с Хло́ди Трёхглазым и фальшивомонетчиком Дэргом. Под бдительным взором стражника они тащили волокуши с грузом терновых веток – по ним в градирнях будет медленно стекать соляной раствор, насыщаясь при этом.
Все трое вымотались, как грешники в каменном слое ада, но то была славная усталость, потому что выпало дышать не проклятой солью, а лесным чистым воздухом. Впереди была возня с прутьями, из которых ещё надо вязать фашины. А потом, в густых сумерках, – вечерняя жратва.
Трое каторжников негромко переговаривались: а может, чиновник, приехавший с проверкой, завернёт на кухню, заглянет в котлы, увидит, какой тухлятиной кормят работяг? Может, хоть сегодня им перепадёт что-то съедобное?
Стражник, сопровождавший троицу, был настроен благодушно (или ему просто лень было велеть каторжникам заткнуться). И Стайни рассказал, как утром видел высокого гостя – «вот как вас, парни, вижу».
Парни дружно усомнились в том, что приезжий господин тоже тащил волокушу вместе со Стайни-из-замка, а потом потребовали подробностей.
Да пожалуйста! Стайни чинил утром ручку на двери амбара, отхваченную клешнями... нет, не соляного амбара, пусть дурень Хлоди не влезает в рассказ! На кой крабам соль, они до съестных припасов добираются. И добрались бы, будь клешни острые, а не закруглённые на концах...
Сменить курс? Бренчать про приезжего? Ладно. Только начал Стайни новую ручку приколачивать – проехала мимо амбара карета, три страуса в запряжке. Страусы – красавцы! Арконская порода, таких хоть в запряжку, хоть под седло. Великаны! Силачи! А карета – маленькая, двухместная, дорожная. Никаких всадников в сопровождении. Только кучер на козлах и слуга на запятках... правда, оба не выглядят комнатными собачонками.
Карета остановилась возле дома сотника. Вышел из неё высокий, плечистый господин в длинном плаще. Сапоги с широкими голенищами – видать, новая мода, в прошлом году такие не носили. Перчатки с раструбами, широкополая шляпа с чёрным накомарником – а как же без него при здешней мошкаре?
Неспешным, ровным шагом господин прошёл к дому сотника. Ветер откинул полу чёрного плаща... и вот чтоб ему, Стайни, сдохнуть на этом самом месте, прямо в запряжке, если на ножнах гостя не цветные кисточки! Не то две, не то три, не разглядеть было. Но что не одна – это точно.
Слушатели дружно обозвали рассказчика брехуном. Чтобы воин такого ранга приехал проверять захолустную солеварню? Да здесь и сотнику-то совестно называться сотником, у него всего три десятка рыл в подчинении...