С самого начала у него не было никаких шансов. И он знал об этом. Но мой японец спасал меня и не думал ни о каких шансах, как истинный самурай.
Сначала мне показалось, что он справится. Якуро действительно здорово дрался. Подбегающие бандиты отлетали в стороны и падали, как манекены, не успевая коснуться его своим железом.
Но их было все-таки слишком много. После того, как упали и больше не встали первые четверо, оставшиеся шестеро уже не лезли на рожон. Они окружили его. Те, что оказывались перед ним, отскакивали при любом его движении в их сторону, а ударить старались те, к кому он оказывался спиной. Они тоже умели драться… И они зацепили его своим железом раз, и другой. Я не могла оценить, насколько серьезны его раны. Но было понятно, что его дела плохи.
Мелькнула мысль о смерти, как о желанном избавлении от мук, вскоре уготованных мне в лапах зомби, когда они его убьют. Но я продолжала смотреть, тупо прикидывая, не могу ли хоть как-то помочь ему. Но в мою тупую угорелую голову ничего не приходило. Сил хватало только чтобы не падать. И чтобы смотреть.
И тут они по сигналу того, который был сзади Якуро, кинулись все сразу. Но Якуро уловил этот сигнал или еще как-то понял, что они собираются делать, а может, успел среагировать. Он высоко подпрыгнул и в прыжке разом достал нападавших встречным ударом. Двоих ногами и одного – рукой. И эти трое тоже упали и не поднялись больше. Однако, когда он приземлился после прыжка, остальные трое были уже рядом с ним и наготове. Но Якуро еще в падении успел резко согнуть и распрямив руки, и настал черед падать тем двоим, что были от него справа и слева. Я не успела заметить, успели ли и они что-то сделать, но если и нет, это уже не спасло бы Якуро. Потому что третий, сзади, ударил его монтировкой, как пикой. Мерзкий окровавленный лом вылез из груди Якуро как раз в промежутке между третьей и четвертой пуговицами рубашки. Все.
Я снова окунулась в кошмар, от которого только что, казалось, появилась надежда избавиться. Якуро послал мне последний любящий взгляд, попытался что-то сказать… Губы его шевельнулись… Но поток алой крови хлынул у него изо рта, свет в глазах потух, и мой спаситель мертвым повалился лицом вперед на красный, склизкий от крови асфальт. Умирающий самурай должен падать лицом вниз. На спину – неприлично.
Как он и говорил, не привелось ему дожить до старости.
Все это произошло гораздо быстрее, чем можно описать.
У меня потемнело в глазах. Я еще не могла поверить им, своим безжалостным глазам, не в силах примириться с кошмарной действительностью, которую они мне показывали, а подлый убийца, последний, оставшийся в живых, уже наступил моему герою на спину и с ужасающим звуком выдернул свое мерзкое орудие. Сделав это, он, гаденько ухмыляясь, направился ко мне.
Испарилась моя последняя надежда: что гибель прочих членов банды окажет на него хоть какое-то воздействие. Он был слишком туп для этого. А может, это зрелище ему даже понравилось. С содроганием я вспомнила, что среди моих мучителей именно этот был самым изобретательным палачом. Картины и ощущения того, что он со мной делал, возникли передо мной, внутри меня. Я не в силах была забыть, не думать о них, не чувствовать их вновь. Они надвигались на меня в облике этого нелюдя и должны были сейчас повториться.
Он увидел муку в моих глазах, и обрадовался. Его физиономия прямо-таки лучилась самодовольством. Как же: все мертвы, а он, палач, и я, жертва – нет! Второе, впрочем, явно не надолго. Или надолго, тогда еще хуже.
– Я тебя недооценил цыпленочек, – сказал он неожиданно тонким, почти детским, голосом, и я вздрогнула: он еще и разговаривает!
– Я думал, – продолжал он с удовольствием, – что ты уже ни на что не годишься, ну и согласился с друганами своими отправить тебя в яму, к остальным. – Он медленно приближался, поигрывая ужасным окровавленным ломом, от которого я не могла оторвать завороженного взгляда: кровь Якуро чуть ли не ручьем с него текла. – Дружки-то мои просчитались, ты еще очень даже можешь попрыгать. Уже ты у меня попрыгаешь. Теперь я тебя в яму отправлю, только когда совсем падалью станешь. И то сначала кишки выпущу, если останутся еще, и удавлю ими, а потом уж туда, в яму. Но это потом, а сперва ручки-ножки попереломаю, чтобы прыгала, но не высоко, а так, низенько-низенько. А к остальным – это не скоро, нет.
– Остальные – кто они? – неожиданно для себя самой осмелилась я перебить его.